- Товарищи, братцы!.. - вдруг раздался взволнованный голос, и в. середину группы врезался Сеня Чесноков.
Денис Денисович поднялся и сдвинул короткие рыжие брови.
- Это что ж такое? - строго спросил он. - Вы где были?
- Денис Денисович, не ругайте меня… - задыхаясь, сказал Сеня и так прижал руку к груди, точно боялся, что выскочит сердце. - Я сейчас такое скажу, что мне опять не поверят… Скажут: «Мюн»… А какой я Мюн! Разве Мюн комбайны делал?
- Говорите, - разрешил Денис Денисович.
- Говори! - крикнула вся группа.
- Я скажу, только пусть они, Денис Денисович, больше меня Мюном не зовут…
Сеня обвел всю группу радостно изумленными глазами и, делая частые остановки, проговорил:
- Сейчас… Маруся Родникова… сдала контролеру… шестнадцать звездочек… А все девчата… триста тридцать две…
- Что? - прошептал Денис Денисович. - Что ты сказал?
Раскрыв рты, все онемело глядели на Сеню.
- Как же это может быть? - ошеломленно пробормотал Паша. - Этого не может быть…
- Как? - хвастливо воскликнул Сеня, будто это не Маруся оставила далеко позади себя всех товарищей, а он сам. - Очень просто! Она сократила технологический процесс с шести до четырех операций. Шестнадцать звездочек! Тебе и во сне столько не приснится. Сдала и убежала!
Денис Денисович смотрел на ребят с веселым юмором.
- Да-а, событие! Я так и предчувствовал, что заводу они готовят подарок, а нам удар. Вырвали-таки знамя! - Он восхищенно покрутил головой. - Ну Маруся! Что сделала, а? Да теперь мы звездочками весь завод закидаем!
16. ОПЯТЬ НА ЧЕРЕМУШКИНОЙ
И первый раз в своей жизни Паша Сычов нарушил дисциплину. Не взяв увольнительной записки, даже никому ничего не сказав, он прямо с завода, как был в промасленной рабочей гимнастерке, помчался на Черемушкину улицу. Он не помнил, как протиснулся в битком набитый трамвай, как, стоя на одной ноге, проехал через весь город и как открыл знакомую калитку. Все перепуталось в его пылавшей голове, но одна мысль повторялась с болезненной настойчивостью: «Кого учил!.. Кого ж я учил!..»
Через дворик он влетел в сад и вдруг остановился, неожиданно увидев перед собой Петра. Тот стоял на дорожке и что-то бормотал.
- Слушай, - бросился он к Паше, видимо очень обрадованный его появлением, - скажи, что такое, а? Понимаешь, я сижу в комнате, учу книжку. Очень хорошо учу, все понимаю, аж голова трещит. Посмотрел на улицу, а внизу Маруся бежит. Я прыгнул в окно и тоже побежал. Я кричал: «Подожди, проверь, я все выучил: подлежащий, сказуемый!» Посмотрел, а глаза у Маруси красные… Я сказал: «Кто тебя обидел? Я голову ему оторву!» А она схватила меня за уши и поцеловала прямо в нос.
Паша растерянно озирался:
- Где ж она, а? Где ж она?
- Там, - показал Петро в дом. - Умывается. Сейчас придет.
- Ты с кем там разговариваешь? - донесся со двора голос Маруси.
Она быстро вошла в сад, раздвинула ветки, чтобы лучше видеть, и, узнав Пашу, побежала к нему:
- Я знала, что ты придешь! Я уверена была. Вот молодец!
Она стояла перед Пашей с блестящими глазами, с румянцем на смуглых щеках, счастливая, праздничная, ласковая.
- Ты… я… - бормотал Паша, чувствуя, как пылает его лицо. Он отчаянно махнул рукой: - Твоя взяла!.. Ну что ж! Ну и смейся!
Улыбка сбежала с губ Маруси.
- Подожди, - тихо сказала она, следя, сколько сразу разных чувств отражалось на взволнованном лице Паши. - Подожди. Я не понимаю, почему ты так говоришь: «Твоя взяла». Не моя, а наша взяла! Наша с тобой.
- Что? - недоверчиво посмотрел на нее Паша. - Это как же?.. Ну нет…
- Нет, да! - Маруся крепко взяла его за руку и подвела к скамье. - Садись, я расскажу. Садись и ты, Петро, и слушай. Когда-нибудь, может, и ты заплачешь от радости. Да, наша! - настойчиво повторила она, садясь рядом с Пашей и не выпуская его руки. - Почему меня тогда ушибло? Потому, что я плохо знала свой станок. Вот он и рассердился, что я не хотела узнать его как следует. А когда я стала обходиться с ним, как ты, Паша, он тоже ко мне переменился. Спасибо тебе.
- Перестал драться? - обрадовался Петро.
- Перестал, мы с ним подружились. Я его так узнала, так узнала! Мне даже казалось, что он вот-вот заговорит со мной… И я опять стала думать, как бы сократить работу над звездочкой. До того много думала, что даже во сне мне все это снилось. Понимаешь, Паша, каждый день я пишу под диктовку Глеба Ивановича, и он каждый день говорит: «Пиши и подчеркивай: технолог разрабатывает технологический процесс применительно к средним условиям». Слышишь, Паша, к средним! Я спросила себя: почему мы сперва сверлим деталь меньшим сверлом, а потом рассверливаем большим? А если сразу сверлить большим сверлом? Станок не потянет? Может, какой другой и не потянет, а мой «ДИП» потянет. И еще я так подумала: почему, когда мы обтачиваем хвостовик, не протачиваем сразу и торец? Ну зачем мы лишний раз зажимаем деталь в патроне? Ну зачем, Паша? Скажешь, чтоб не получился перекос? А может, на моем «ДИПе» не получится. Думала я, думала, да все Ивану Вакуловичу и рассказала.
Читать дальше