Дмитрий Суслин: Как Димка за права человека боролся

Вообще мы с Димкой очень друг на друга похожи. Нас даже близнецами дразнят. Только он чуть выше и сильнее, а так нас и не отличишь. Что значит, братья.

– И все-таки так не должно быть, – сказал вдруг Димка и стукнул кулаком по воде, я аж водолаза выронил. А потом он еще раз стукнул и еще.

Это первые громкие слова, которые я от него услышал, с того момента, как мы домой зашли.

– Что не должно быть? – спросил я.

– Нельзя детей бить.

– Конечно нельзя, – согласился я.

– Даже за двойки нельзя.

– И за четвертные?

– За любые.

Я задумался, а потом спросил:

– А взрослых можно?

– И взрослых тоже нельзя. Только детей особенно.

– Кому нельзя детей бить? Только взрослым или детям?

– Никому.

– Да, а помнишь, как ты меня на прошлой неделе побил, когда я твою мобилу спрятал?

Димка покраснел:

– Ты мне тогда тоже хорошо дал. Это мы подрались. Так не считается.

– Считается, – сказал я, – еще как считается. Ты меня старше и сильнее. Ты тогда меня поколотил и я плакал.

– Ты у нас вообще плакса.

Это верно. Меня очень легко до слез довести. Это потому что я самый младший в семье. Во всяком случае, так мама говорит.

– Конечно, – говорю, – любой заплачет, когда его бьют, а он и ответить не может, как следует.

– Я больше не буду с тобой драться, – буркнул мой брат.

– Ну, иногда подраться можно, – немного подумав, сказал я. – А то неинтересно будет.

– Хочешь, я тебе спину мочалкой потру? – сказал Димка.

Я очень люблю, когда мне спину мочалкой трут.

– Давай. Потом я тебе.

А потом, Димка вдруг мне говорит:

– Ты, Лешка, еще маленький, не все понимаешь. Есть такие законы, которые запрещают детей бить.

– Что это за законы такие? – удивился я.

– Какие-то права, называются. Точно не помню, а только к нам в класс девчонки приходили из десятого класса, рассказывали. Жаль, что я тогда плохо слушал. Если бы знал, показал бы маме, когда она за ремень схватилась, и не пришлось бы тогда нам всем плакать.

Я разозлился на Димку:

– А почему ты плохо слушал? Слушать надо, когда такие нужные вещи рассказывают.

– Да, вот, так вышло, – мой брат развел руками. – Я тогда у Ваньки Парандеева как раз игру новую скачал, хотелось опробовать.

На это мне возразить нечего. Игры, хоть в мобильнике, хоть в компьютере, это такая вещь, как увлечешься, ничего на свете не замечаешь. Я сам однажды так заигрался на перемене, что даже на урок опоздал, потому что звонка не услышал, и у меня Маргарита Павловна отняла телефон, еле потом выпросил.

Тут мама к нам заглянула:

– А ну, хватит в воде торчать! Сколько можно. Быстро выходите и ложитесь спать. Никаких телевизоров и сотовых на ночь.

Обычно мы дольше купаемся. Но сейчас не поспоришь. Пришлось вылезать.

– Ничего, – сказал Димка, помогая мне вытереться. – Одна из тех девчонок, в нашем доме живет. Я ее знаю. Вот пойду завтра к ней, и все у нее узнаю.

– Сейчас уже поздно, – удивился я. – Тебя уже побили.

– Правду узнать никогда не поздно. Найду тот закон, выпишу его и покажу маме. Пусть знает, что она почти преступление совершила.

Я так ничего и не понял. При чем тут закон? И что это такое?

А ночью у Димки случился приступ. Это потому что он астмой болеет. Очень опасная и тяжелая болезнь. Человек даже умереть может. Когда у Димки такие приступы бывают, я весь холодею и тоже дышать не могу, хотя у меня никакой астмы нет. Очень это страшно.

Наша мама врач, и даже кандидат наук. Она как раз эту болезнь и лечит. Даже в детской больнице работает, где дети с астмой лежат. Димка тоже один раз лежал. Мама его почти вылечила. У нас приступов уже год не было. Нет, полтора. А сегодня случился. Под утро. Они чаще всего под утро случаются, когда больше всего спать хочется. Только я сразу просыпаюсь, когда мама начинает бегать, суетиться и давать моему брату всякие препараты. А Димка в это время так тяжело дышит, в груди у него что-то свистит и хрипит, а сам он становится весь белый, потный и чужой. Затем его начинает душить кашель. Это хуже всего. Мне сразу жить не хочется. Я начинаю плакать, а мама меня ругает.

– Чего ревешь?

– Ага, – отвечаю, – а вдруг Дима умрет? Я боюсь!

– Не говори таких вещей! Никогда, ты слышишь? Ишь, чего выдумал.

Дима сидит на стуле рядом с кроватью, мама растирает ему руки и ноги, я с него глаз не спускаю, и трясусь от страха. Через какое-то время ему становится легче. Это понятно, когда кашель смягчается и становится реже. Я внимательно за ним наблюдаю. Ага, вот он начал розоветь, вот уже на меня смотрит и понимает, что это я перед ним, а не пустота. Я сразу ему улыбаться начинаю. А он мне. Я взял его руку и крепко в нее вцепился, как будто Димка убежать хочет, а я его не пускаю.