Владислав Крапивин - Пять скачков до горизонта

Как вкусн о

Утиное мяск о ,

А лодочки нет…

Белобрысый спутник в парусиновой фуражечке понимающе кивал и говорил, что постарается найти человека, у которого можно приобрести одноместный дощаник «совсем за гроши».

Кстати, через несколько лет отчим все-таки купил легонькую плоскодонку у какого-то заречного пьяницы. Но охотился на ней не часто – ведь надо было искать машину, чтобы перевозить лодку то на одно, то на другое озеро (а в ближних речных заливчиках, куда можно добраться «своим ходом», дичи становилось все меньше). В конце концов плоскодонкой завладел я, оснастил ее мачтой и парусом и с двумя друзьями-девятиклассниками (да еще с собакой Султаном) совершал на этом одноместном суденышке плавания по родной Туре. Как не потонули, уму непостижимо. Впрочем, где-то я уже писал про это…

По деревянной дороге – лежневке – мы наконец миновали заречную слободу, через засохшие болотца добрались до деревни Парфёново и по ее краю зашагали к Новым Юртам – они к Парфёнову почти что примыкали. Я вертел головой – здесь были для меня совсем неведомые края. Правда, раньше я видел эти деревни, но издалека, с высокого тюменского берега, а это все равно, что на картинке…

Нынче Парфёново и Юрты стали частью города, но в ту давнюю пору они были совсем отдельными поселениями. И вот я, пацаненок, никогда не покидавший своего города, оказался в «другом населенном пункте». Это факт представлялся мне полным особого значения и крайне важным для моей биографии (такое слово – «биография» – в ту пору я уже знал).

Улицы двух деревень были такие же, как на окраинах Тюмени, но я надеялся, что обязательно увижу что-то особенное, такое, чего в «нашем городе» нет. И… увидел! Удивительный дом!

Вообще-то он был такой же, как другие, разве что чуть побольше остальных. Обшитый потемневшими досками, с мятой железной крышей и кривыми водосточными трубами. Но над ним поднималась узкая остроконечная башня с круговым балкончиком и тонким полумесяцем на воткнувшемся в небе длинном шпиле.

Я задрал голову.

– Ой, это что?!

– Это мечеть, – сказал наш попутчик почему-то назидательным тоном. А отчим разъяснил:

Татарская церковь. Христианские храмы всегда с крестами, а здесь, видишь, молодая луна. Такой у мусульман символ.

А башня называется «минарет», – добавил попутчик с прежней назидательностью.

Но я уже и сам догадался! Вспомнил, что видел картинки с минаретами в книжке про Маленького Мука. И сразу представил, как сейчас медленно выйдут из-за мечети величавые верблюды с ковровыми тюками, на которых восседают невозмутимые дядьки в громадных чалмах. Но вышла обыкновенная босая девчонка с русским обличьем, лет десяти, с тощей косой, грязными коленками и в замызганном зеленом сарафане. Она тащила куда-то на веревке клочкастого пса, который упирался всеми лапами. Девчонка посмотрела на меня и показала язык. Я ответил тем же. Но этот эпизод не разрушил во мне сказочного впечатления от мечети. Все равно это был «настоящий минарет», словно где-нибудь в Багдаде. Я оглядел его от ржавой крыши до полумесяца в монокуляр. В оптическом приближении жестяной полумесяц оказался слегка помятым, но это не испортило ощущени сказкиния. Я поправил многочисленные лямки и зашагал за мужчинами.

Шагалось легко. Я храбро помотал головой, когда отчим спросил, не устал ли, обогнал его и попутчика и затопал впереди. Широкие голенища чиркали меня по ногам и при этом шуршали, словно бормотали что-то то веселым шепотом. Вода во фляжке ободряюще булькала. Пилотку я снял и сунул под лямку на плече, как солдат в жаркий день сует ее под погон.

За деревней опять потянулась болотистая пустошь, и казалось, что уж здесь-то не увидишь ничего интересного. Однако слева от дороги, метрах в ста, я разглядел непонятные строения. Было похоже на приземистый деревянный кремль с частоколом и кривыми башенками.

– Это что?

– Видать, лагерь какой-то был… – как-то неуютно отозвался попутчик.

– Пионерский? – наивно уточнил я.

– Уж куда как пионерский, – хмыкнул попутчик. – Для зэк а лагерь, мальчик. Видишь, вышки и проволока…

Тут я и сам сообразил. Вот балда! Ведь и у нас в Тюмени, совсем недалеко, на Ялуторовской, был похожий «кремль» – высокий частокол с колючей проволокой и вышки под острыми четырехскатными крышами. И все знали, что это городская тюрьма (и говорили про это неохотно, вполголоса). И что такое «зэк а », я тоже знал – от отчима. Теперь отчим шагал молча и смотрел прямо перед собой. Я виновато примолк. «Швырк-швырк», – говорили мои сапожки.