Владислав Крапивин - Пять скачков до горизонта

Брату в ту пору исполнилось пятнадцать. В сорок шестом году его еще не было на свете (вернее, он был «в проекте»; Галка и Лилька, делая значительные лица, сообщали Володьке и Виталику: «Славкина мама в интересном положении »). Потом этот «проект» превратился в реальность – сначала в ревучего младенца, затем в большеглазого дошкольника в матроске, потом в ученика средней школы, облаченного в идиотскую наробразовскую форму той поры – широченные штаны, гимнастерку с ремнем и фуражку военного образца.

Поздний ребенок – особая забота родителей. Рос Олежка (мы все его звали тогда – Лёка) мальчиком излишне опекаемым и упитанным. В то время больших проблем с продуктами уже не было, и мама, помня мое полуголодное детство, старалась, видимо, исправить несправедливости судьбы, воспитывая младшего сынишку. Он упрямился, отказывался от обильных обедов, но мамин аргумент был неотразим: «Пока не поешь, на улицу гулять не пойдешь». Вот и поспорь тут! На улице друзья и свобода… Однако к восьмому классу, Лёка стал проявлять характер («Переходный возраст», – пояснял его отец, мой отчим). Назначил себе диету, взялся за спортивные занятия и к пятнадцати годам превратился из Лёки в худого, даже ломкого, Олега. Стал в меру самолюбив и строптив, но в общем-то остался внутри ласковым и добродушным пацаном. И мы с ним отлично ладили.

Услышав о моих «черноморских» планах, Олег печально завздыхал, и я не долго думая предложил:

– Махнем вместе!

Деньжата у меня были – отпускные там да еще гонорар за кое-какие публикации…

В моем архиве сохранилась карта железных дорог Советского Союза. На ней мы с Олегом старательно отмечали весь наш путь. В пути, кстати сказать, хватало приключений.

Например, такое. На тонком перешейке, по которому составы подкатывали к паромной переправе через Керченский пролив, наш поезд остановился. Сказали, что не меньше, чем на полчаса. Мол, такой обычай. Перешеек был совсем узенький. В нескольких шагах с одной стороны – Черное море, с другой – Азовское (где какое, уже не помню). Многие пассажиры устраивали здесь короткое купанье – этакий ритуал первого приобщения к южным радостям. Некоторые бултыхались в Черном море, некоторые в Азовском, а наиболее поворотливые успевали обмакнуться в оба.

Мы решили окунуться в Азовское. Потому что Черного-то нам еще хватит впереди. Лихо скинули штаны и майки, поплескались на прогретом мелководье, сплавали немного от берега и обратно, встали по колено в воде и… увидели, как наш поезд, набирая ход, катит в сторону паромной пристани!

Ух как мы рванули по береговой полосе, усыпанной смесью песка, гальки и мелких ракушек. Одежда – в охапках, штанины полощутся по воздуху! И почти догнали свой вагон, елки-палки! Оставалось прыгнуть на подножку. Но… в этот самый момент вагон пересек запретную границу паромной зоны. Этакую черту, проход через которую бестолковым пешим личностям был запрещен. У нас на пути встал стрелок в полинялой гимнастерке и мятой фуражке, с длинной мосинской трехлинейкой в крепких лапах.

– Стой! Назад!

– Да ты что, спятил?! Вот наш вагон! Там наши шмотки!

– Назад! Буду стрелять!

Вот кретин!

Мы бросились назад – хвостовой вагон ехал еще по «нейтральной территории». Прыгнули в задний тамбур (кстати, не мы одни, а еще с полдесятка таких неудачников). Там торопливо натянули брюки, майки и сандалии. В этот момент вагон как раз пересек сторожевой пост. Стрелок увидел нас, осклабился. Для него такая ситуация была привычна: гонять бестолковых штатских туристов, чтобы потом догоняли поезд на такси или еще как-нибудь. Что ни говори, а власть греет душу человека, особенно власть, подкрепленная незыблемой военной инструкцией…

Мы кратко (на ходу же!), но образно разъяснили этому блюстителю железнодорожной безопасности: а) кто он такой; б) куда он должен засунуть свою винтовку (прикладом вперед, чтобы штык торчал как жало); в) что станет с железнодорожными войсками, если там будут служить такие недоумки. Стрелок с мосинской винтовкой улыбался, но уже без прежнего веселья. Однако сделать ничего не мог. Оставить пост и прыгнуть к нам в тамбур не позволял устав…

Через несколько вагонов мы добрались до нашего купе, брякнулись на койки и начали хохотать. Хотя, если разобраться, могло все кончиться печально. Ведь наши деньги и документы, пока мы плюхались в Азовском море, оставались в вагоне. Не запрыгни мы в хвостовой тамбур, куда девались бы там, на перешейке, без копейки-то? И без всяких удостоверений личности…