Владислав Крапивин - Колыбельная для брата

– Хорошие ребята, – согласилась Надежда Николаевна. – Славные… Только вот этот, тощенький такой, светлоголовый… Кирилл, да? Непонятный какой-то.

– А что непонятного? – настороженно спросил Дед.

– Не знаю. Диковатый, что ли… И немного беспризорный.

– Просто он стеснительный. А что касается беспризорности, то все они охломоны.

– Все – это другое дело. А у него отец на большом посту, важная фигура. Казалось бы, мальчик из такой семьи… Как-то поинтеллигентнее должен выглядеть…

Дед засмеялся:

– Ты приглядись. Дело ведь не в растрепанной голове. Он иногда таким аристократом может быть…

"Мамочки! Это я-то?" – простонал про себя Кирилл.

А Дед, помолчав, добавил:

– Нет, Кир хороший. Он мой друг.

Кирилл благодарно улыбнулся в темноте, вздохнул тихонько и начал засыпать.

До того вечера Кирилл никогда не думал, что отец у него "важная фигура". Он понимал, конечно, что у отца сложная и большая работа – главный инженер завода отвечает за все производство, – но при чем здесь важность.

"Важная фигура" – это звучало как "большой чин". Жили Векшины совсем не роскошно, в малогабаритной квартире, дорогими подарками Кирилла не баловали, если не считать велосипеда (но это было потом). Порой бывало трудновато с деньгами, особенно когда родился Антошка и мама уволилась, а расходов прибавилось.

Внешность Петра Евгеньевича Векшина тоже не отличалась солидностью и важностью. Он был невысокий, лысый, с круглым животиком, да и весь какой-то кругловатый. Когда волновался или хотел что-то доказать, начинал мелкими шажками быстро ходить по комнате, заталкивая большие пальцы за подтяжки на плечах, и оттягивал тугие резиновые полоски вверх. Словно старался приподнять себя над полом.

Кирилл не огорчался, что у отца не героический вид. Он просто не представлял, что папа мог бы выглядеть иначе. К тому же Кирилл знал, что в молодости папа служил на границе, да еще был перворазрядником по стрельбе и лыжам. Согласитесь, что это не хуже, чем геркулесовы плечи или мушкетерские усы.

В последние годы Петр Евгеньевич спортом не занимался, но кое-какие навыки сохранил. Кирилл в этом убедился позапрошлой зимой. Он с мальчишками гонял шайбу на асфальтовой площадке перед домом, а Петр Евгеньевич шел откуда-то веселый и довольный.

Поглядел, как нападающие лупят мимо ворот, и сказал с чувством:

– Эх, мазилы!

Игроки остановились, и сердца их наполнились тихим возмущением. Даже Кирилл оскорбился.

– Обзывать легко, – сказал он. – Попробовал бы сам.

– А чего ж! Давай! Могу один против команды!

Ребята засмеялись.

Тогда Кирилл обиделся и немного испугался за отца. И за себя. Теперь все будут дразнить: папа – звезда хоккея.

Отец коротко глянул на него и сказал:

– Дай-ка клюшку.

Кирилл вздохнул и дал.

– Начали, – небрежно предложил Петр Евгеньевич пятерым противникам.

Те восторженно заорали и бросились в атаку. Они были уверены в победе. И напрасно. Петр Евгеньевич обвел нападающих, пробился, как пушечное ядро, сквозь защиту и тут же вклепал противнику первую шайбу. Потом заколотил им еще три.

Кирилл таял от гордости.

– Хватит, – сказал отец. – Играете вы прилично, однако со старой гвардией связываться вам рановато… Пошли, Кирилл, обедать.

Петр Евгеньевич, видимо, по-мальчишечьи был доволен своим поступком. Он сказал Кириллу:

– Есть еще порох… Здорово я их, а?

– Здорово, – сказал Кирилл, но решил, что небольшая критика не повредит. – Только все-таки ты запыхался слегка. Зарядочку делать надо.

– Ой, надо, – согласился отец. – Понимаю. Самому тошно, брюхо растет. Разве я такой был в розовой юности?

– Не такой, – сказал Кирилл.

У него над кроватью висела в латунной рамке от эстампа большая фотография. На снимке худенький мальчишка в вельветовом костюме – короткая курточка с молнией и брючки, застегнутые под коленками, – мчался по асфальтовому спуску на самодельном самокате. Волосы у мальчишки разлетались от встречного ветра, а глаза сияли от счастья и удали. Это и был Петр Евгеньевич Векшин в возрасте одиннадцати с половиной лет.

Кирилл нашел такую фотографию в бабушкином альбоме и попросил отца увеличить ее в заводской фотолаборатории.

– Зачем тебе? – поинтересовался отец.

– Надо, – сурово сказал Кирилл. – Когда притащу двойку или запись в дневнике и ты начнешь меня воспитывать, я буду смотреть на эту фотографию и говорить: "Папа, папа, а сам ты всегда был образцом успеваемости и дисциплины?"