Жаклин Уилсон - Девчонки в погоне за модой

Никогда больше не буду есть.

И вот я не ем.

Не откусываю. Не жую. Не глотаю. Очень просто.

Только на самом-то деле это, конечно, совсем не просто. Это самая трудная вещь на свете. Целый день я не могу думать ни о чем, кроме еды.

Завтрак — не проблема. Я просыпаюсь такая голодная, что чувствую слабость и тошноту, и при виде того, как папа двигает челюстями, а Моголь чавкает и роняет еду на стол, у меня начисто отшибает аппетит. Мы с Анной дружно прихлебываем черный кофеек, как родные сестры.

Вопрос со школьными обедами тоже легко решается. Запах еды, просачиваясь по коридорам, пробирается в класс, и в первую минуту нос у меня начинает подергиваться, в животе бурчит, слюни текут. Но в самой столовой становится легче: запах еды оглушает, а от ее вида подступает тошнота, если как следует напрячься. Как будто в очках у меня новые стекла. Сосиски превращаются в обуглившиеся неприличные части тела. Пицца похожа на болячку, из которой сочится кровавый томатный сок и гнойный расплавленный сыр. Дымящаяся печеная картошка похожа на кучку конского навоза. Уйти от всего этого совсем нетрудно.

Намного труднее, когда Магда и Надин принимаются меня угощать. На перемене Магда сует мне целый ломоть испеченного ее мамой орехового пирога, и не успела я отравить его своими мыслями, как уже проглотила целиком: сочная сладость в одно мгновение проскочила в горло. Это так вкусно, что у меня слезы наворачиваются на глаза. Я уже несколько дней морю себя голодом, так чудесно чуточку утолить это гложущее чувство но, оставшись с липкими пальцами и крошками на губах, я прихожу в ужас.

Сколько калорий? Триста? Четыреста? Может быть, пятьсот? Столько сахара, столько масла, столько мерзких орехов, от которых страшно толстеют.

Я говорю, что мне нужно в туалет, но Магда и Надин идут вместе со мной, и я не могу сунуть два пальца в горло, чтобы меня вырвало, — девчонки услышат.

Надин вечно жует «Кит-Каты» и «Твиксы». Это нечестно. Как у нее получается оставаться такой тощей? И кожа безупречно белая, у нее даже прыщей нет. Она рассеянно кусает шоколадные батончики, время от времени отламывает кусочки и предлагает нам с Магдой.

— Надин, я на диете, — отталкиваю я ее руку.

— Ах, ах, Элли, эти твои диеты! — говорит Надин.

Ну ладно, пусть раньше я пробовала садиться на диету, но это было не всерьез. А теперь все по-другому. Иначе нельзя.

Когда я прихожу домой, становится еще труднее. Я так привыкла, придя из школы, сразу пить чай с хлебом и медом, с овсяным печеньем и сыром, с виноградом или горячий шоколад с домашними коржиками хорошая, здоровая, восхитительная еда. Нет, плохая, вредная еда, от которой я раздуваюсь и превращаюсь в громадный неповоротливый трясучий ком. Я не могу это есть. Я не буду это есть.

Анна не спорит. Она кормит Моголя отдельно, а мы с ней едим свое: сельдерей, морковные палочки и ломтики яблока. Мы бодро хрустим. Моголь задумывается: может быть, он что-то теряет? Он требует дать и ему кусочек сельдерея.

— Совсем никакого вкуса, — удивляется Моголь. — Мне не нравится.

— Нам тоже не нравится.

— Тогда зачем вы это едите? Вы глупые, — говорит Моголь.

Папа тоже считает, что мы глупые. Он наблюдает за тем, как мы с Анной отрезаем себе на ужин по ломтику ветчины и четвертинке помидора, после чего жуем бесконечные листья салата.

— Вы обе свихнулись, — говорит папа. — Чего ради вы устроили эту сумасшедшую диету? Ты, Анна, и сейчас худая, как спичка, а ты, Элли? Не понимаю, что на тебя нашло. Ты всегда любила поесть.

— Хочешь сказать, я всегда была толстой, как свинья, так почему бы не оставаться такой и дальше? — спрашиваю я, поперхнувшись листом салата. Влажный сорняк застревает в горле. И что я стараюсь его съесть? Передернувшись, я выплевываю листок в салфетку.

— Фу, Элли плюется! А вот мне не разрешают выплевывать еду, правда, мама?

— Помолчи, Моголь.

— Зачем ты так, Элли? Господи, я же не говорил, что ты толстая.

— Ты это имел в виду.

— Ничего подобного! Ты не толстая, ты…

— Да? Я — что?

— Ты просто… Обыкновенная симпатичная девочка, — в отчаянии изворачивается папа.

— Магда и Надин тоже обыкновенные симпатичные девочки, но я ведь гораздо толще, чем они, разве нет?