Мария Грипе - Тень на каменной скамейке

– Вы с Роландом, что вы знаете? Мне жаль вас. Когда вы рассказываете о том, что видели, кажется, будто вы прочитали это в книжке, но так ничего и не поняли и просто зазубрили наизусть. Будто вы никогда ничего не переживали сами. Или не в силах понять то, что увидели.

Слезы застилали мне глаза. Чтобы скрыть, что готова заплакать, я наклонилась и взяла корзину за ручку.

– Жаль, что ты вдруг стала считать нас такими недотепами… – сказала я. Я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, но перед Каролиной хотела казаться спокойной.

Она взяла корзину за другую ручку. Мы снова пошли.

– Нет, вы не виноваты, я и не думала винить вас. Я против такого положения вещей, когда то, что одному кажется привычным и единственно возможным, другой просто не может себе этого представить, для него это какая-то небылица.

Я шла, глотая слезы, и мне нечего было возразить Каролине, ведь мы с Роландом действительно знали так мало. Только то, что происходило в школе да по дороге домой. Вот и вся наша жизнь. Конечно, Каролина знала больше. Она и сама говорила, что ей довелось повидать многое, но держала все при себе и ничего не рассказывала. Правда, иногда она развлекала нас захватывающими историями, которые, как нам казалось, произошли с ней самой. Она так вживалась в роль, что нам и в голову не приходило, что это выдумки.

Но, размышляя об этом после, я понимала, что она просто не могла повидать столько всего, побывать в стольких разных местах почти одновременно. Ведь ей было еще не так много лет. Если бы все это случилось с ней самой, она была бы теперь глубокой старушкой. Но стоило спросить ее об этом, она со смехом уходила от ответа и говорила, что мы можем думать, что хотим.

Вначале я смотрела ей в рот и верила каждому ее слову, но постепенно убедилась, что зря. Просто у Каролины такая манера. Она выдумывала невероятные истории, чтобы скрыть свои личные переживания и чтобы мы не могли чем-нибудь ее задеть.

Мне говорили, что у меня богатая фантазия. Но что же тогда сказать о Каролине? И разве она вправе порицать меня за мои «небылицы»?

Она молча шла рядом со мной. Она уже высказала мне все, что думает. Меня охватили досада и грусть. Я ведь хотела развеселить ее чем-нибудь, чтобы все между нами стало по-прежнему. Я так много ждала от этой прогулки. А теперь мы молча идем рядом. Ее слова все еще звучали у меня в ушах, я так и не придумала, что ей сказать, а мы уже вышли к озеру Осет.

На мысу одиноко стояла маленькая ветхая избушка. Вокруг нее не было не то чтобы садика, но даже травы. Только замерзшая глина, покрытая снегом, которая во время дождя превращалась в непролазную грязь. В засуху же она покрывалась трещинами и все вокруг становилось таким же серым и унылым, как сама избушка.

Первое, что мы увидели, подходя к ней, – это то, что дверь висит на одной петле и не закрывается. Кошки Флоры сновали сквозь щель туда-сюда.

У маленького окошка теснились три головки. Позади них было темно. И хоть бы какой дымок из трубы…

Мы постучали. Скрипучий голос ответил, что дверь открыта, разве мы не видим? Это была Флора. Она сидела, сгорбившись, на краю топчана, но стоило нам переступить порог, как она откинулась на спину и проворчала: «Я так сильно болею…»

На этот раз это оказалось чистой правдой. Флора не была пьяна и, видимо, по-настоящему простудилась. Ничего удивительного, ведь в доме стоял ужасный холод. Печь не топили, а дверь не закрывалась.

Каролина отыскала шуруп, вывалившийся из дверного короба, и приладила на место сорвавшуюся верхнюю петлю, чтобы дверь можно было снова повесить. Дверь была тяжелая, и мне пришлось помочь Каролине приподнять ее. Но мы быстро с этим справились.

Папа время от времени посылал Флоре дрова, так что их было здесь достаточно, но Флора ленилась топить. Мы сразу развели в печи огонь.

Трое ребятишек тихо стояли, засунув пальцы в рот, и робко и выжидающе поглядывали на большую корзину и мешок с подарками.

Флора все лежала на топчане и гнусавила: «Я бы предложила вам кофе…»

Огонь в печи разгорелся, стал весело потрескивать, распространяя свет и тепло. Дети опасливо приблизились к печи погреться. Каролина посмотрела на них. В глазах у нее показались слезы, и она быстро вытащила из корзины каждому по печенью.

– Держите! Ешьте печенье и грейтесь хорошенько. А мы тут немножко приберем… А потом заглянем в корзину.

– Я бы предложила вам кофе… но у меня нет воды, – послышалось с топчана.

Каролина взяла ведро и протянула мне: