Милдред Тэйлор - Пусть этот круг не разорвется…

– В договоре все выглядело прекрасно, и мы подписали его, как почти все остальные, вы это знаете. А потом что вышло? На нашем чеке оказалось имя Харлана Грэйнджера.

Я про это помнила и кивнула.

– А на другой год – тридцать четвертый – правительство предложило новые условия договора – будут платить тем, кто не станет сажать: правительство хотело, чтобы на двадцать пять процентов земли под хлопком стало меньше. На этой земле было разрешено сажать всякое другое, нужное в фермерском хозяйстве. Звучало-то все прекрасно, но мы решили лучше не подписывать этот договор, помня об имени Грэйнджера на прошлом чеке.

– Теперь понятно. – Я на минуту задумалась. – Мо Тёрнер говорил, что их чек попадет прямо в руки мистеру Монтьеру, и все деньги заберет он.

Папа покачал головой – этакая несправедливость.

– Испольщикам вроде Тёрнеров, или тетушки Ли Энни, или Эллисов стало еще трудней, чем до правительственной программы. Нам тоже тяжело, но испольщикам совсем плохо. Большая часть денег, на которые они рассчитывали, осядет в карманах землевладельцев. Боюсь, с помощью правительства и этого АРС те урвут не маленькие деньги. А не должно бы так быть.

– Да-а, не удивительно, что мистер Грэйнджер купил себе новый «паккард», – высказалась я.

Папа рассмеялся. И Стейси следом за ним.

– Все так и есть, – сказал папа. И перестал смеяться. – Но пока Харлан Грэйнджер и ему подобные гребут с помощью правительства денежки, для тех, кому причиталась хоть часть этих денег, настали тяжелые времена. Они и сажают меньше, и ничего за это не получают. Многие вообще теряют свои фермы.

Я посмотрела на папу.

– Так вот почему по дороге едет столько фургонов с вещами! Значит, это те, кого согнали с их земель?

– Все это, конечно, ужасно, ведь им некуда деваться.

Я тяжело вздохнула и бросила взгляд на нашу землю.

– А если и нас?

Папа проследил за моим взглядом.

– Нет, Кэсси, девочка моя, нет, пока это зависит от меня.

Я оглянулась и увидела, как Стейси тоже молча кивнул в подтверждение папиных слов. Будто они были обращены и к нему. У обоих вид был озабоченный.

– А что я слышал! – начал, широко улыбаясь, Кристофер-Джон, когда мы на другое утро отправились в школу.

– Что? – спросил Малыш.

Кристофер-Джон посмотрел на Стейси, потом на меня. Он так и сиял.

– Папа на железную дорогу не вернется!

Я споткнулась.

– Как так?

– Я сам слышал. Здорово, да?

Стейси настороженно поглядел на него:

– От кого слышал? Папа или мама сказали тебе?

– Не-а. Я слышал, как они говорили об этом на задней веранде. Мама сказала: «Дэвид, я не хочу, чтобы ты возвращался на железную дорогу». А папа ответил: «Что ж, голубка, я тоже не хочу». Ну, понятно? – Кристофер-Джон расплылся в счастливой улыбке, но мы – я, Стейси и Малыш – ждали, что он скажет дальше.

– Ну и?… – не выдержала я.

Кристофер-Джон удивился:

– Что «ну и»?…

– Дальше что?

– Ничего. Они заметили меня и перестали обсуждать это.

– Ох, болван! – воскликнула я. – Если папа говорит, что не хочет возвращаться, еще не значит, что он не вернется.

Я расстроилась и разозлилась: новости Кристофера-Джона не означали ровным счетом ничего. Вот уже три года, с тех пор как дела с хлопком шли все хуже, папа каждую весну уезжал в штат Луизиана. Оттуда он переправлялся в Оклахому, Арканзас, Миссури и Техас, занимаясь ремонтом и прокладкой железнодорожных путей. Ему еще везло, что он получал работу. Правда, и работник он был хороший, надежный. Но вот в прошлом году, после того как в него стреляли братья Уоллесы, да еще переехали ему ногу, он не смог вернуться на железную дорогу. Хотя нам очень не хватало тех денег, которые он мог заработать, я была рада, что папа остался дома.

– Стейси, если папа не хочет уезжать, почему он не может остаться? – набравшись храбрости, спросил Кристофер-Джон.

Стейси вздохнул:

– Он каждый год думает остаться. Но ведь надо выплачивать налоги на собственность, покупать семена, инструменты.

Несколько минут мы шли молча.

На следующем перекрестке уже видна была школа Джефферсона Дэвиса. Ее посещали только белые. Дальше, у второго перекрестка, стоял магазин Уоллесов. Услышав первый звонок в нашей Грэйт Фейс, мы ускорили шаг, но на пришкольном участке снова сбавили скорость – разве стоило так уж нестись навстречу семичасовой отсидке в Грэйт Фейс?

Войдя в класс, я увидела, как Сынок Эллис и Мейнард Уиггинс сражаются с брезентовой занавеской, отделявшей наш класс от соседнего шестого. Оба неистово колотили по занавеске, отбиваясь от невидимых рук с другой стороны. Вместе с ребятами я следила за поединком, но, как раз когда Сынок чуть не сбил с ног Мейнарда, раздался последний звонок, и появилась миссис Крэндел. Светопреставление оборвалось, и я нырнула в третий ряд на скамейку, которую разделяла еще с двумя ученицами. Миссис Крэндел проверила присутствующих и открыла свой учебник истории.