Однако мои слова вызвали молчаливое неодобрение не только Стейси, но и Кристофера-Джона, и Малыша. Только не Мо – его они, видно, вовсе не задели, и он продолжал идти по дороге, глубоко задумавшись и не обращая на меня никакого внимания. А когда я решила, что мое замечание развеяло его иллюзии, он вдруг сказал:
– Я знаю, вы все думаете, не бывать этому…
– Да нет, Мо, я никогда такого не говорил, – возразил Стейси. – А Кэсси нечего слушать.
Я стрельнула взглядом в Стейси.
– Да я и сам знаю, нелегко это, – продолжал Мо. – И времена такие, и все прочее. Только времена всю мою жизнь были тяжелые. И сегодня не тяжелей, чем вчера.
– А что говорит твой отец? – спросил Стейси.
– Он сказал, что давно оставил надежду попытать счастья. Только об одном мечтает он теперь: чтобы мы, его дети, выросли и убрались с этой земли.
Стейси наклонился, чтобы низкая ветка сладкого эвкалипта не задела его, отломил кончик, снял корку и пожевал, потом снова повернулся к Мо:
– Я не считаю, что вам не удастся добиться, чего вы хотите, Мо. Мой папа говорит, всякий может добиться, чего очень захочет, надо только поработать как следует. До введения «нового курса» [7]мы и так не имели больше шести центов за фунт хлопка.
Обычно мягкое лицо Мо внезапно явило твердую решимость.
– Мы должны вырваться, – хрипло прошептал он. – Должны.
И Стейси, и я уставились на Мо. Всегда такой рассудительный, он совсем забывал про логику, стоило лишь заикнуться о судьбе испольщиков.
– Да, – сочувственно поддакнул Стейси. – Я понимаю.
– Нет, не понимаешь, – тихо возразил Мо. – Потому что у вас своя земля.
В его голосе не было горечи, он просто констатировал факт.
Стейси кивнул, продолжая жевать эвкалиптовый прутик. Потом сказал:
– Послушай, Мо, а ты не думал о том, что вдруг не удастся? Я имею в виду, кроме низких цен на хлопок, надо учитывать и прочие издержки. А как я понимаю, никогда не угадаешь, сколько у тебя удержат из всего заработанного.
Мо тяжело вздохнул, представив себе эти «удержки» вполне конкретно: кредиты, то есть долги, за год. Они зачастую перекрывают весь заработок испольщика еще до того, как хлопковые семена упадут в землю.
– Меня не интересуют удержки, – запальчиво произнес он. – Все равно мы должны вырваться. Я пойду хоть в АОР, коль по-другому не выйдет. И даже в ГКОП.
– АОР? – переспросила я, переводя взгляд с Мо на Стейси. – А что такое АОР?
– Неважно, если ты получаешь деньги от ГКОП, – ответил Стейси.
– Я спрашиваю, что такое АОР?
Что такое ГКОП, я знала: Гражданский корпус по охране природных ресурсов. И Стейси, и другие без конца о них говорили. Это тоже было частью «нового курса» – той правительственной программы, что ввел Рузвельт. В этом корпусе молодых парней обучали ведению сельского и лесного хозяйства. Кое-кто из нашей общины вступил в него. Стейси тоже порывался, да еще не дорос, а, кроме того, мама и папа не хотели, чтобы он куда-нибудь уезжал. Но что такое АОР, я понятия не имела.
Моя настойчивость заставила Стейси вздохнуть.
– Мама говорит, это вроде организации. По плану президента Рузвельта она нужна, чтобы как можно больше людей получили работу. Мне кажется, мама так и называла ее – Администрация по обеспечению работой Вот, например, говорят, что в Хантингтоне будут строить новую больницу. – Тут Стейси отвернулся от меня и спросил Мо: – Ты что же, собираешься уйти и все бросить здесь? Ты уйдешь, а твой папа что будет делать?
– Бросить все? – с иронией повторил Мо. – Бросить все? Черт возьми, как ты прав! Я брошу все! Все! И старого Монтьера, и его дорогого сыночка – все. – Злая усмешка исказила обычно приветливое лицо Мо. – А знаешь, что недавно заявил мне этот старикашка? Мол, хватит мне быть эгоистом, пора, наконец, бросить школу и больше помогать дома отцу. Мол, достаточно я поучился, для фермера больше и не надо… Да мне наплевать на то, что он говорит.
Мо насупился: больше всего на свете он боялся стать фермером. Последние четыре года, с тех самых пор, как он окончил четырехклассную школу возле Смеллингс Крика, Мо с еще несколькими мальчиками и девочками каждый день проделывал путь в три с половиной часа до другой школы. Они уходили из дома до зари, а возвращались, когда стемнеет. Большинство ребят через год отказались он таких путешествий. Но только не Мо. Мо твердо решил окончить двенадцать классов и получить диплом об окончании средней школы. А если уж мистер Бастьон Монтьер не желал этого понимать, тем хуже для него.
Читать дальше