Владимир Арро: Мой старый дом

Палён весь скривился, как это услышал.

Я говорю:

— Пропустите его к зубному, он до завтра не доживёт.

— А, к зубному можно. Если с острой болью, то можно.

Я подумал: конечно, зубной сегодня свободен, ведь у грудняков пока зубов нет, им лечить нечего.

В регистратуре было полным-полно грудных детей. Некоторые из них плакали, некоторые просто кричали. Такое веселье стояло! У них ведь так: один закричит — и все за ним в крик!

Пока Палён заказывал карточку, я подошёл к одному грудняку в голубом чепчике. Он сидел на столе за деревянным ограждением. Я сразу понял, почему он плачет: у него игрушка упала, гремящий такой петушок. Я её поднял, погремел, и грудняк замолчал. Потом он взмахнул ручонкой — игрушка снова упала. Он и зареветь не успел, как я её поднял. Потом он снова её уронил. Они же, ребёныши, глупенькие, не соображают. Когда я в третий раз поднял игрушку, грудняк уже улыбался. Он подумал, что я с ним играю.

А я бы и в самом деле поиграл. Я бы с ним целый день забавлялся. Что там — котёнок или собачка, я от них уйти могу спокойно, а от ребёныша бы не ушёл. Я бы к нему отовсюду — бегом! Я бы ему цветочки носил, травинки, камешки, палочки, тряпочки, бумажки! Да я бы и школу, пожалуй, бросил. Я бы его на ноги поставил, тогда бы и в школу пошёл. Его — в детский сад, сам — в школу. Сам из школы — его из детского сада. Он бы у меня не только не плакал, а всё время бы хохотал.

Но тут прибежала его мама. Она мне улыбнулась, и я отошёл.

Это мальчик, я думаю, раз в голубом чепчике. Девочка была бы в розовом.

Палён тем временем карточку заказал, и мы с ним пошли по лестнице, мимо цветов, к кабинету. У нас в поликлинике цветов больше, чем в других поликлиниках города. Наша поликлиника по цветам и по другим показателям на первом месте. У неё и переходящее знамя. Оно стоит на втором этаже, тоже всё в цветах. Матери эти цветы понемногу щиплют: кто листок, кто отросток. А некоторые и до корня докапываются. Осенью ведь всегда цветы пересаживают.

Вот стоят матери на лестнице, как в оранжерее, и советуются.

— Листочек этот, — говорит одна, — опустите в воду, пусть он поплавает недельку, а когда корешки даст, то высаживайте в горшок.

— А вы в терапевтическом были? — спрашивает другая. — Там такой хороший хирург!

— Да нет, что вы, хирург сегодня принимает в пятнадцатом кабинете.

— Да нет, вы меня не поняли. Хирург — это тоже такое растение. Чудесно заживляет ссадины, порезы.

— Подите лучше в процедурную, там такая замечательная «кровь Наполеона»! Просто прелесть!

— А «тёщиного языка» не видели, у них нет?

Одна мамаша бегает как угорелая с ребёнком на руках и выкрикивает:

— Мне вьющие, вьющие! Мне нужны вьющие!..

Я как крикну на всю лестницу:

—…ся!

— Что «ся»?

Я говорю:

— Вьющиеся!

Она кричит:

— А тебе какое дело!

Прямо все с ума посходили с этими цветами.

Я подумал, чем бы мне ещё занять Палёна, чтобы ему ждать было не так томительно. Я спросил:

— Ну, как там дела, какие новости в школе?

А он отвечает:

— Всё ноймайно. Тебя из танцевального кйужка вычейкнули.

Ну вот, уже и оттуда вычеркнули. А я ещё ни одного танца не станцевал. Всё только думал: хорошо бы научиться танцевать лезгинку. Я вообще-то хотел в фотографический, мне как раз батя летом фотоаппарат подарил, но Августа Николаевна говорит: туда и так записалось много народу, а нам в танцевальный мальчиков не хватает. А туда как раз Поля записалась. Она лучше всех «верёвочку» делает. А вот, думаю, научусь лучше всех вприсядку! И будем мы с ней плясать вдвоём: я — вприсядку, она — «верёвочку».

Когда Палёна пригласили в кабинет, я остался один. Никого не было во всём коридоре. Мне стало ещё обидней, что я здесь не записан. Пока Палён сидел рядом, я ещё вроде был свой, а теперь и вовсе оказался чужой.

А тут ещё подошла девочка с мамашей. Мамаша так морщилась, что я даже подумал, что это у неё болят зубы, а не у девочки.

Она спросила:

— Ты здесь последний?

Мне не хотелось отвечать, что я здесь никакой, и я ответил, что да, я здесь последний.

Я отвернулся, а мамаша спросила:

— А с острой болью или с тупой?

Я говорю:

— С тупой.

— Ну вот, а мы с острой.

Даже с некоторой гордостью сказала. «Ну, — думаю, — и пусть сидят со своей острой, не буду с ними спорить».

Встал и пошёл по коридору. А тут как раз цветные диапозитивы висят, как за грудняками ухаживать. Как кормить, пеленать, купать. Я включил свет и стал смотреть.