Анатолий Членов - Как Алёшка жил на Севере

Олешек немного побежал за ним, но вожак больше не хотел драться. И Олешек его догонять не стал. Он повернулся и медленно пошёл к важенке, гордо подняв голову и закинув на спину ветвистые рога.

Олешек понял, что вожак ему не страшен.

А Таю-Карка сказал Алёшке:

— Хорошего, однако, оленя ты вырастил, парень. Смотри, какой ловкий он и смелый! Даже вожака не испугался.

Вот чем кончился бой старого оленя и Олешека.

Короче и короче становились дни. Давно прошло время, когда солнце, могучее и жаркое, не уходило с неба. Теперь оно стало бледное и какое-то холодное. Точно простудилось от частых дождей. Вечером солнце, устав за день, быстро падало за дальние горы и долго потом не показывалось. Ночи стали тёмные, холодные. И сразу изменилась полярная тундра. Потухли голубые глаза озёр. Прежде они казались тёплыми, ласковыми. А теперь глянет в воду хмурая туча, и озеро ответит ей неприветливым, свинцовым взглядом.

И дожди стали совсем другие. Летом они тёплые, светлые, радостные. А теперь холодные, хмурые. Как зарядит с утра, так целый день и секут тундру холодные косые струйки воды.

Серебристо-зелёные мхи побурели, точно покрылись ржавчиной. Загомонили птицы на озёрах — стали собираться в дальние края, в тёплые страны.

— Зиму почувствовали, — почему-то грустно объяснил Алёшке повар Степаныч.

Начались туманы. Они ползли неторопливо, один за другим. Иногда туманы были такие густые и плотные, что уже в двух шагах ничего не было видно. Старый пастух Таю-Карка сказал:

— Когда туман бродит по тундре, он, однако, точно седой старик, который потерял свои глаза. Сам не знает, куда идёт.

С каждым днём всё раньше темнело и позже светало. Однажды на рассвете пошёл снег. Он был мелкий и колючий. Но потом взошло солнце. Даже осеннее, слабое, оно оказалось сильнее первого лёгкого снега. Он скоро стаял, из-под него проглянула густая трава. Но прошло несколько дней, снова выпал снег. И пролежал он на этот раз долго.

Алёшка шёл по снегу к стаду. Оно уходило теперь всё дальше от моря. Алёшка шёл и смотрел, как отпечатывались на снегу следы — у него побольше, а у Пирата поменьше. Пастухи ладили нарты. Они укрепляли новые полозья, подтягивали ремешки. Нарта ведь сделана без единого гвоздя. Все её части скреплены прочными ремнями из оленьих жил или из моржовой шкуры.

Алёшка долго сидел около костра и смотрел, как ловко работали Рольтык и Таю-Карка. Пастухи собирались в дальнюю дорогу.

К зиме все оленьи стада уходят на юг — туда, где кончается тундра и начинаются редкие лесочки. Эта земля так и называется — лесотундра.

Алёшка смотрел, как готовятся пастухи в дорогу, и ему было очень грустно. Олешек теперь всё реже приходил на полярную станцию. За лето он очень изменился — стал совсем большой. Он теперь не подходил близко к дому и к себе тоже никого не подпускал. Только Алёшку и Пирата. Он стал неспокойный и, даже когда Алёшка кормил его хлебом с солью, всё время торопился обратно в стадо.

А однажды Алёшка услышал, как Таю-Карка тихо говорил папе:

— Однако, уйдёт от вас олень. Со стадом уйдёт, как пойдём на откочёвку.

— Его Алёшка не пустит, — возразил папа.

— Как не пустишь, однако? На цепь ведь не посадишь. Олень свободу любит, простор. Как жить ему возле дома?

Алёшка запомнил этот разговор. И, наверно, поэтому было ему грустно, когда он глядел, как пастухи собирались в дальнюю дорогу. Он чувствовал, что старый Таю был прав.

Всё вокруг изменилось. Утром Алёшка вышел из дому и никак не мог понять, в чём дело. Так же, как и прежде, убегала вдаль осенняя тундра, покрытая ржавыми мхами. Так же, как и прежде, глухо шумело море. Так же, как и прежде, хмуро смотрелись в небо молчаливые озёра.

Как будто ничего не изменилось. А всё-таки вокруг было необычно. Алёшка стал думать: в чём же дело? Но он так ничего и не понял. Он долго смотрел, как грустно ходит Пират по берегу. Обычно он с лаем гонялся за птицами, которых у моря всегда было очень много. И вот, когда Алёшка посмотрел на Пирата, то сообразил наконец, что изменилось вокруг. Он побежал к повару Степанычу, потом к дяде Мише, к папе. И всем кричал:

— Птицы ночью улетели!

Да, птицы снялись с насиженных мест и улетели в дальние страны, в тёплые края. И прибрежные скалы сразу стали скучными и серыми. Оттуда уже не раздавался хлопотливый птичий гомон. И тундра тоже опустела: стала молчаливой и унылой.