Светлана Лубенец - Золотая девочка

В дверном проеме показалась мама, привалилась к косяку, сложила руки на груди, улыбнулась Люське и приложила палец к губам: не выдавай, дескать, слушай дальше. Папа между тем продолжал рассказ, погрузившись в воспоминания. Он мысленно находился в прошлом, на совхозном поле рядом с двумя девочками-восьмиклассницами.

– И вот представь, Люська, подходим мы к девчонкам, а они абсолютно одинаковые: грязные, замурзанные, лица в черных точках от мокрой земли. Даже не поймешь, хорошенькие или страшненькие. Ну… мы, конечно, им помогли, но они так отстали, что мы все равно самыми последними закончили. Мы с Сашкой уже хотели к своему классу в автобус бежать, а тут мама твоя платочек сдернула, и ее волосы по плечам рассыпались. Мне показалось, будто пасмурный осенний день солнцем осветился. А потом она в ручейке умылась, лицо ко мне повернула, и я окончательно понял: «Она!»

– Ты ей это сразу и сказал? – лукаво улыбалась Люська, поглядывая на маму в дверях. – И она тут же пала в твои объятия?

– Ну что ты! Мне потом еще долго завоевывать ее пришлось. Но ты же знаешь, какой я настойчивый. Она никуда не смогла деться!

– То есть ты хочешь сказать, что первым маму заметил, а потом с трудом добился ее расположения? – Люська опять глянула на маму, а та весело подмигнула ей обоими глазами, по очереди.

– Именно так, Люська. Они тогда на своей грядке так умаялись, что головы на нас с Сашкой от картошки и не поднимали. Где им было нас рассмотреть! Так что, милая моя, если бы я на маму внимания не обратил, не сидела бы ты тут сейчас под моим боком, – отец поцеловал Люську в щеку и легонько оттолкнул от себя. – Ну все, ребенок, дай-ка мне часок отдохнуть с дороги. Разбередила, понимаешь, душу…

Люська достала из шкафа плед, заботливо укрыла им отца и пошла с мамой в обнимку на кухню пить чай.

Что касается Каретникова, Люська сказала себе: «Я его не знаю, не знала никогда и знать не хочу» – и стала учиться с этим жить. Сначала у нее получалось плохо, тем более что Артем в школе постоянно попадался ей на глаза и даже несколько раз пытался заговорить. Люська тогда зажмуривалась, закрывала руками уши и уходила прочь, не оборачиваясь. Потом она освоила тренинг. Смотрела на парней из старших классов и убеждала себя: «Вот этот брюнет очень даже симпатичный. Я его не знаю, и ничего – живу. И с этим ослепительным блондином я не знакома – и не умираю. И Артема Каретникова – не знаю, знать не желаю и не умру!»

Наташка Драгомилова такие ее действия одобряла и советовала еще одно верное народное средство под названием «клин клином вышибают».

– Ты, Люсь, влюбись в кого-нибудь другого, – в который раз убеждала она подругу. – Это верняк! Можно, конечно, и в Изотова… Тоже ведь вариант… Но лучше в Парфенова из 10 «Б».

– Здрасте, в Парфенова… – бесцветным голосом отвечала Люська. – Он, конечно, спит и видит в своих снах мою веснушчатую физиономию.

– Опять ты за свое! – злилась Драгомилова. – При чем тут твои веснушки? Они же не порок, а отличительная особенность! Возьмем, к примеру, Николь Кидман. Ее лицо…

– Наташка, замолчи! – в изнеможении кричала Люська. – То я тебе Бритни Спирс, то Кидман… Совсем обалдела!

– Ничего не обалдела. Я от своих слов не отказываюсь. Фигурой ты – в Бритни Спирс, а лицом – вылитая Кидман!

– Издеваешься, да? У Кидман лицо худющее, а у меня щеки из-за спины видать.

– Ну и что! Веснушками ты – в Кидман, а щеками… – Наташка задумалась, и Люська за нее закончила:

– А щеками я – в Вупи Голдберг, только бледнолицую! И вообще, где ты у Кидман веснушки видела? – не дожидаясь ответа, Люська захлопнула учебник химии, в который за разговорами так и не успела заглянуть, и поплелась в класс, твердя: «Я его не знаю, не знаю, не знаю… и вообще, завтра же влюблюсь в Изотова или в Парфенова… сегодня что-то не хочется…»

После химии Наташка догнала Люську в коридоре и потянула за рукав:

– Люсь, ну погоди! Ну, честное слово, нельзя так убиваться, когда в классе происходят такие интересные вещи.

– Какие еще вещи? – Люська раздраженно отцепила Наташкину руку от своего свитера.

– Неужели ты ничего не замечаешь?

– И что я должна была заметить?

– А то! Киркор сегодня всю химию в тетрадочке писал, как пай-мальчик!

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»! Во наша староста дает! Стоило только ей сесть рядом с Филькой – и вот результат. Давно надо было, а то все собрания, собрания… Лаевскому они как мертвому припарки. А тут личный контакт… и все такое… Слушай, Люсь! – Наташкины глаза засверкали от страшной догадки. – А может, наш Филиппок в Ленку влюбился? А? Такое бывает. Знаешь, это как… преступники, бывает, влюбляются в женщин-следователей или в тех, кто им письма в тюрьмы пишет, – и исправляются!