Светлана Лубенец - Золотая девочка

– Мама звала ее Степанидой, – тоже разулыбалась Люська. – А вот и Евлампия. Видишь, на ней восточный наряд Гаянэ.

При виде этой Гаянэ Артем уже не мог удержаться от смеха. Люська подвела его к другому стеллажу:

– Гляди, а вот эти уже лучше.

Артем, по-прежнему улыбаясь, стал рассматривать следующую группу глиняных фигурок. Постепенно с его лица сползла улыбка.

– Знаешь, Люсь, – сказал он, – а в них что-то есть. Вроде и несовершенны, и тяжеловаты для балерин, но от них трудно отвести глаза. Твой дед был талантлив, это точно! Как его звали?

– Дмитрий Николаевич.

– Может, Дмитрий Николаевич кому-нибудь своих балерин показывал, и у того разгорелись на них глазки?

– Не знаю, Артем. Ничего не знаю. – Люське опять сделалось страшно.

Артем поставил на полку балерину в голубом наряде и подошел к Люське.

– Ничего не бойся, – сказал он. – Все будет хорошо. Тем более что завтра мы идем на Мольера. Не забыла?

Перед театром мама соорудила из Люськиных непослушных волос весьма симпатичную прическу в виде раковины. А потом принесла из спальни свою любимую серую с голубым отливом блузку, украшенную вышивкой ришелье.

– Так и быть, – сказала она. – Дам на вечер. Не каждый день моя дочь ходит в театр с молодым человеком. К нашему с тобой цвету глаз цвет блузки здорово подходит.

Люська моментально переоделась. Мама была права: глаза сразу стали ярче и выразительнее. Люська хотела пойти в свою комнату, чтобы побросать в сумочку разные необходимые мелочи, но мама остановила ее. Она вытряхнула на стол содержимое своей косметички и торжественно произнесла:

– Садись!

Люська в недоумении уставилась на рассыпавшуюся косметику. Мама всегда сердилась, когда замечала у дочери подкрашенные ресницы или губы, а тут вдруг… сама наложила ей на веки светлые жемчужные тени, провела щеточкой по ресницам и даже чуть тронула губы перламутровой помадой.

– Отлично! – отодвинувшись от Люськи, сказала мама, удовлетворенно разглядывая свою работу. – Хоть на конкурс красоты!

– Мам! А как же веснушки? – с надеждой, что мама их как-нибудь вытравит, жалобно спросила Люська.

– Веснушки? – мама растерянно заморгала, но быстро нашлась. – Ну и что? Вспомни рекламу крема… Как же он называется? Забыла… Ну, неважно! Там у той модели на лице, кроме веснушек, вообще ничего нет! А у тебя они только на щеках. Пошли! – она взяла дочь за руку и потащила к большому зеркалу. – Глянь! Каково?

– Каково-каково… – улыбнулась во весь рот Люська. – По-моему, хорошо!

На самом деле было очень хорошо. Даже чересчур. Люська с трудом узнавала себя в сероглазой красавице с золотистыми волосами. Артему она понравится, это точно! Конечно, ей несколько не хватает роста. Всего метр пятьдесят девять. И в «золотых сечениях» вовсе не девяносто-шестьдесят-девяносто. Но на все ее сомнения верная Драгомилова всегда говорила: «А ты посмотри на Бритни Спирс! Тоже, между прочим, не двухметровые кости, обтянутые кожей, а вполне аппетитная булочка. И при этом поклонников у нее не меньше, чем у какой-нибудь модели, костлявой „вешалки“».

Люська тряхнула головой и подумала, что сегодня она, пожалуй, получше Бритни Спирс выглядит.

Артем при встрече никаких комплиментов Люське не отвесил, но так выразительно посмотрел на нее и так забавно потер указательным пальцем переносицу, что Люська поняла – снаряд попал в цель.

До театра ехали на автобусе. Народу было довольно много, свободных сидений не оказалось, и они пристроились поближе к задним дверям, болтая о всякой чепухе. Люська по-прежнему находилась в состоянии полнейшего, абсолютного счастья. Еще бы: у нее классная прическа, серые глаза, с ней лучший парень их школы, и едут они вдвоем, как взрослые, в театр. Что еще надо человеку?

Вскоре Люська заметила, что Артем время от времени переводит взгляд на кого-то, стоящего сбоку. Она постаралась незаметно развернуться, чтобы рассмотреть того (или, может, ту, что гораздо хуже), кто посмел отвлекать от нее внимание Артема. Но нет, то была не девушка. Привалившись боком к чудом уцелевшему от советских времен кассовому аппарату, стоял парень в черной кожаной куртке с бесчисленными молниями. Парень как-то застенчиво посмотрел ей в глаза, когда Люськин взгляд обратился на него, и скривил губы в некоем подобии улыбки. Люська поспешно отвернулась и заговорила с Артемом о предстоящем спектакле, о Мольере, но между тем чувствовала, что парень не сводит с нее глаз, и постепенно краснела.