Светлана Лубенец - Любовь из легенды

– Пойдем, – повторил он.

Ольга поднялась с диванчика и пошла за Сашей. Они довольно долго блуждали по залам, пока не наткнулись на одноклассников. Раскрасневшийся, в расстегнутом пиджаке Телевизор вдохновенно рассказывал про художника Николая Ромадина, а Нина Петровна предлагала супружеской паре пенсионеров подойти поближе к Петру Казбекову и послушать его лекцию.

Добровольский довольно бесцеремонно отвел классную руководительницу от старичков к окну и сказал ей:

– Нина Петровна, мы с братом обманули вас, и Пашка сдал зачет по геометрии за себя и за меня.

– Да? – чувствовалось, что учительница, загруженная добрым, прекрасным и вечным, никак не сообразит, к чему клонит Добровольский.

– Да! И я прошу вашего разрешения пересдать геометрию. Если этого нельзя сделать, то исправьте мне «четверку» на «двойку». Очень вас прошу!

– Вот как! – наконец «въехала» в проблему Нина Петровна. – Прискорбно… Только я не понимаю, почему об этом нужно говорить именно сегодня и в музее? Потерпеть до конца каникул нельзя было?

– Нельзя! – решительно помотал головой Саша.

Учительница посмотрела на краснеющую рядом с ним Ольгу, что-то поняла для себя и сказала:

– Хорошо. Я подумаю, что можно предпринять. Только мы займемся всем этим после отъезда москвичей. Договорились?

– Договорились! – Добровольский улыбнулся Нине Петровне так радостно и облегченно, что она вынуждена была улыбнуться ему в ответ.

Учительница отошла к классу, а Саша повернул свое пылающее лицо к Ольге и сказал:

– Ты видишь, я сегодня в синем свитере, а Пашка – в сером. Это чтобы ты нас не путала…

– Я никогда больше тебя с ним не спутаю… – тихо ответила Ольга. – И ваша одежда тут абсолютно ни при чем… Я тебя чувствую…

– Видишь, как все здорово получилось, – сказала Ольге уже дома москвичка Маша. – Ты нам с Александрой не поверила, а Добровольский действительно оказался в тебя влюблен.

Ольга ничего не ответила ей, только смущенно покраснела и отвернулась к телевизору. Она сделала вид, что очень заинтересовалась программой питерских новостей, хотя совершенно не могла сосредоточиться на том, о чем вещала молоденькая ясноглазая телеведущая. Ольге не хотелось ни с кем обсуждать свои дела. То, что произошло между ней и Сашей Добровольским, больше никого не касалось. Сидя перед телевизором, она еще раз прокрутила в памяти сегодняшние события, происшедшие после того, как они сбежали с ним из кафе от одноклассников и московских гостей.

Они пошли на какой-то фильм, названия которого Ольга не смогла бы вспомнить даже под самыми жестокими пытками. Весь сеанс Саша держал ее руку в своей, и от этого сладко замирало, периодически падало вниз и, трепеща, вновь возвращалось на исходную позицию ее сердце.

Потом Добровольский проводил ее домой, и на лестничной площадке возле двери в квартиру Ларионовых развернулся практически вариант номер три, о котором Ольга мечтала как раз перед тем, как ей приснилась многоголовая чешуйчатая гидра. Саша, путаясь, запинаясь и безжалостно терзая пуговицу на куртке, признался ей в любви. От счастья и испуга одновременно Ольга сначала напрочь лишилась дара речи, потом задавленно всхлипнула и спрятала свое лицо в его шарфе, выбившемся из куртки, которая перед этим как раз окончательно и навсегда лишилась одной из своих пуговиц. Саша резко выбросил ее в лестничный пролет и поцеловал Ольгу в щеку куда-то возле носа. Ларионовой показалось, что ее пронзило электрическим током высокого напряжения, что было и мучительно, и сладостно одновременно. Она могла бы стоять так возле Добровольского вечно, но, как назло, к площадке подъехал лифт и из его разъехавшихся в стороны дверей вышли московские близняшки. Они с самыми непроницаемыми лицами прошли мимо Ольги с Сашей, позвонили в дверь квартиры, и Ларионовой, чтобы не объясняться с мамой, тоже пришлось идти домой вслед за ними…

Ольга очнулась, когда на телевизионном экране вместо новостей пошла реклама о новых, необыкновенно вместительных памперсах. Вид этих гигиенических изделий настолько не соответствовал возвышенному настроению Ларионовой, что она раздраженно выключила телевизор и тут же услышала, как Маша, смеясь, говорит Саше:

– А ведь не хотела ехать! Еле уговорили!

– Ты не хотела ехать? – удивленно посмотрела на Александру Ольга.

– Я не про нее, – отмахнулась Маша. – Я – о нашей Оксанке, о Панасючке!

– А почему она не хотела ехать?