Лилия Чарская - ЗАПИСКИ МАЛЕНЬКОЙ ГИМНАЗИСТКИ

Что я могла ему ответить? Что я не только не могу попросить дать мне прокатиться, но и пикнуть не смею в доме дяди?

К счастью, меня выручила хорошенькая Нюрочка.

- А я такой точно и представляла себе вас, Леночка, когда мне про вас тятя рассказывал! - произнесла она бойко и чмокнула меня в губы.

- И я тоже! - вторил ей Сережа, протягивая мне руку.

Мне разом стало хорошо и весело с ними. Никифор Матвеевич присел на табурет у кухонного стола, Нюра и Сережа - подле него, я перед ними - и мы заговорили все разом. Никифор Матвеевич рассказывал, как по-прежнему катается на своем поезде от Рыбинска до Питера и обратно, что в Рыбинске мне все кланяются - и дома, и вокзал, и сады, и Волга, Нюрочка рассказывала, как ей легко и весело учиться в школе, Сережа хвастал, что скоро окончит училище и пойдет учиться к переплетчику переплетать книги. Все они были так дружны между собою, такие счастливые и довольные, а между тем это были бедняки, существовавшие на скромное жалованье отца и жившие где-то на окраине города в маленьком деревянном домике, в котором, должно быть, холодно и сыро подчас.

Я невольно подумала, что есть же счастливые бедняки, в то время когда богатые дети, которые не нуждаются ни в чем, как, например, Жорж и Нина, ничем никогда не бывают довольны.

- Вот, барышня, когда соскучитесь в богатстве да в холе, - словно угадав мои мысли, произнес кондуктор, - то к нам пожалуйте. Очень рады будем вас видеть...

Но тут он внезапно оборвал свою речь. Стоявшая у дверей настороже Дуняша (кроме нас и нее никого не было в кухне) отчаянно замахала руками, делая нам какой-то знак. В ту же минуту дверь растворилась, и Ниночка в своем нарядном белом платьице с розовыми бантами у висков появилась на пороге кухни.

С минуту она стояла в нерешительности. Потом презрительная улыбка скривила ее губы, она прищурила глазки по своему обыкновению и протянула насмешливо:

- Вот как! У нашей Елены мужики в гостях! Нашла себе общество! Хочет быть гимназисткой и водить знакомство с какими-то мужиками... Нечего сказать!

Мне стало ужасно стыдно за мою двоюродную сестру, стыдно перед Никифором Матвеевичем и его детьми.

Никифор Матвеевич молча окинул взглядом белокурую девочку, с брезгливой гримаской смотревшую на него.

- Ай-ай, барышня! Видно, мужиков вы не знаете, что гнушаетесь ими, - произнес он, укоризненно качая головою. - Мужика сторониться стыдно. Он и пашет, и жнет, и молотит на вас. Вы, конечно, не знаете этого, а жаль... Такая барышня - и такой несмышленочек. - И он чуть-чуть насмешливо улыбнулся.

- Как вы смеете грубить мне! - вскричала Нина и топнула ножкой.

- Не грублю я, а вас жалею, барышня! За недоумок жалею вас... - ласково ответил ей Никифор Матвеевич.

- Грубиян. Я маме пожалуюсь! - вышла из себя девочка.

- Кому угодно, барышня, я ничего не боюсь. Я правду сказал. Вы меня обидеть хотели, назвав мужиком, а я вам доказал, что добрый мужик иной куда лучше сердитой маленькой барышни...

- Не смейте говорить так! Противный! Не смейте! - выходила из себя Нина и вдруг с громким плачем бросилась из кухни в комнаты.

- Ну, беда, барышня! - вскричала Дуняша. - Теперь они мамаше побежали жаловаться.

- Ну и барышня! Я бы с ней и знаться не хотела! - неожиданно вскричала Нюра, все время безмолвно наблюдавшая эту сцену.

- Молчи, Нюрка! - ласково остановил ее отец. - Что ты смыслишь... - И вдруг неожиданно, положив мне на голову свою большую рабочую руку, он ласково погладил мои волосы и произнес: - И впрямь горемычная вы сиротинка, Леночка. С какими детьми вам приходится якшаться. Ну, да потерпите, никто, как Бог... А невмоготу будет - помните, друзья у вас есть... Адресок наш не потеряли?

- Не потеряла, - шепнула я чуть слышно.

- Непременно приходи к нам, Леночка, - неожиданно произнесла Нюра и крепко поцеловала меня, - я тебя так полюбила по тятиным рассказам, так полю...

Она не докончила своей фразы - как раз в эту минуту в кухню вошел Федор и произнес, делая строгое лицо:

- Барышня Елена Викторовна, к генеральше пожалуйте. - И широко распахнул передо мной дверь.

Я наскоро попрощалась с моими друзьями и отправилась к тете. Сердце мое, не скрою, сжималось от страха. Кровь стучала в висках.

Тетя Нелли сидела перед зеркалом в своей уборной, и старшая горничная Матреша, у которой Дуняша состояла в помощницах, причесывала ей голову.

На тете Нелли был надет ее розовый японский халат, от которого всегда так хорошо пахло духами.

При виде меня тетя сказала: