Любовь Воронкова: Сад под облаками

– А почему ты устала?

– Потому что работала. Хлопок собирала.

– А ты бы не собирала.

– Но как же, Алимджан? Хлопок поспел, коробочки открылись. Каждый кустик кричит: бери скорей, бери скорей! Это твоё богатство!

Тут у мамы закрылись глаза, и она заснула. Но Алимджан не дал ей спать, разбудил:

– Мама, а на что вам богатство?

– Ох, сынок! Тебе рубашка нужна? Нужна. И другим нужна. Всем людям. Ты ведь знаешь, что из хлопка ситец делают…

– Другим нужна! Пусть другие сами себе на рубашку хлопок собирают!

– Какой же ты глупый у меня, сынок! У других своя работа. Каждый свою работу делает, и бросать её нельзя… Кто дом строит, кто поезда водит, кто коров доит… – ответила мама.

И опять уснула.

Алимджан больше не будил маму. Он лежал и думал:

«Да, мама правду сказала. Если доярки пойдут хлопок собирать, то кто же будет коров доить? А если машинисты пойдут, то и поезда остановятся…»

Он лежал и думал. И глядел на горы. Горы поднимались, как зубчатая стена, жёлтые горы, каменные… Никакой травы нет, никаких кустиков. Только далеко на вершине, под самыми облаками, стоят деревья. Они, будто взявшись за руки, стоят рядком на самом гребне горы.

Во дворе было тихо, только отец похрапывал под чинарой.

«А почему там деревья? – думал Алимджан. – Как они туда забрались? Горы – один камень. А там – деревья. Может, сходить поглядеть? Да, как же, пойдёшь. Сейчас все закричат: „Куда пошёл? Нельзя!“

«Я здесь», – прозвучал чей-то негромкий голос.

Алимджан сразу поднялся. Под виноградной лозой сидел какой-то длинный человек. Глаза чёрные, брови строгие, и губы строгие.

«Кто?» – спросил Алимджан.

«Как кто? Ты же позвал меня. Сказал: „Нельзя!“ Вот я и здесь. Я и есть Нельзя».

«Ой-бой! – удивился Алимджан. – Ты Нельзя? А где же Надо?»

«И я здесь», – отозвался ещё один голос.

Около Нельзя появился другой человек, коротенький, толстый.

«Да, да, – сказал он со вздохом, – это и есть я – Надо. Что поделать!»

«А зачем вы сюда пришли?» – спросил Алимджан.

«Но мы тут живём», – ответил Нельзя.

«Мы тут живём, – повторил Надо. – Мы тут живём на радость хозяевам».

«Ох ты! На радость? Не на радость, а на одно мученье. Хоть бы вы совсем пропали!»

«Если мы пропадём, и ты пропадёшь!» – строго сказал Нельзя.

«Да, да, Алимджан, – со вздохом сказал Надо, – и ты пропадёшь. Ты ведь знаешь Алибека?»

«Знаю. Его один раз из школы выгнали».

«А почему выгнали?»

«Уроков не хотел делать. И хулиганил ещё. Стёкла в школе бил. Говорит: захочу и разобью! И разбил».

«Вот. А почему он такой? Потому что нас в этом доме не было».

«Если мы пропадём… – Нельзя так взглянул на Алимджана, что тот поёжился. – Если мы пропадём, и ты будешь, как Алибек».

«Не буду я, как Алибек!» – закричал Алимджан.

– Сынок, сынок, ты что кричишь? Или сон страшный приснился?

Алимджан открыл глаза. Мама уже встала. Она покрылась белым платком, чтобы идти в поле. Она стояла над Алимджаном, смотрела на него своими блестящими чёрными глазами и смеялась.

– Кого же ты испугался, верблюжонок мой?

Алимджан вскочил и побежал к виноградным лозам. Тяжёлые виноградные гроздья висели над головой. На скамейке под лозой никого не было.

«Но они же тут сидели, – подумал Алимджан, – я же их видел. Они сами сказали, что живут у нас…»

И не мог решить – хорошо это или плохо? С одной стороны – плохо: никакой свободы. А с другой – стать, как Алибек, тоже не хочется.

Что за утро сегодня! Такое красивое, такое ясное сегодня утро! Солнечный свет заполняет двор, дрожит золотыми точками на виноградных гроздьях. Пробирается сквозь густые ветки арчи и, словно мёд, льётся с вырезных листьев чинары… Светло и тихо, только разговаривают за проволочной сеткой куры, задушевно воркует горлица на крыше, да журчит в арыке вода.

Во дворе тихо, потому что все ушли на работу. В поле ушли. Когда хлопок поспевает, так за него берутся всем миром. Даже школьники приходят помогать. Пока хорошая погода, пока коробочки не отсырели, пока хлопок белый да пышный.

Вот и пошли всем колхозом в поле собирать хлопок. Мама ушла. Отец еще на заре погнал машину. И «Пали ушла. Она надела фиолетовую тюбетейку, закрутила свои косички вокруг тюбетейки, чтобы не мешали, и пошла вместе с подругами. Даже и не оглянулась на Алимджана.

Ладно. Когда он вырастет и будет водить машину, как отец, он сядет за руль и уедет. И даже не оглянется на Лали.

Но зато мама обняла Алимджана, пригладила его густые чёрные волосы и сказала: