Любовь Воронкова: Село Городище

А Виктор, уходя от ребятишек, и сам как-то неясно понимал, где его товарищи: там ли, под березами, или тут, на бревнышке. Ему показалось, что совсем недавно он сам был вот такой же загорелый парнишка в подсученных штанах, с вихром на макушке.

Виктор часто рассказывал ребятам о войне. О тяжких боях, когда орудия грохотали по многу часов подряд и снаряды рвались, как бешеные, и не давали носа высунуть наружу… О том, как иногда суток по десять не видели крыши над головой, спали прямо на снегу и костров не разводили, чтобы не выдать себя врагу…

О дальних переходах рассказывал, о том, как, смертельно усталые, шли они в весеннюю распутицу по колено в снеговой воде.

Рассказал им, как он подорвал два танка у генерала Гудериана. А потом прямо под носом у врагов, замаскированный, пробрался к мосту и взорвал его. Немцы к реке подходят, а мост кверху летит!

Ребята слушали, не сводя с него глаз. Особенно Женька. Военная слава Виктора ошеломляла его.

– Виктор, а воевать страшно?

– Наверное, страшно. Не знаю. Когда бой идет, об этом не думаешь.

– Эх, мне бы пушку! Самую большую бы!

– А почему большую? Ловчее под нее прятаться?

– О, я бы не прятался! Я бы им бабахнул как следует. Вот здорово такая бьет, наверно, а?

– А «катюшу» не хочешь?

У Женьки даже дух захватило:

– О! Кабы мне «катюшу» дали – я бы их засыпал! День и ночь палил бы!

А Раиса гордилась. И так важно держалась, будто не Виктор, а она подбила Гудериановы танки, будто не Виктор, а она стояла у зенитного орудия под вражеским огнем.

И когда Груня звала ее на работу, она не упускала случая, чтобы сказать:

– А что ты хозяйничаешь? Что твой отец председатель? Подумаешь! А мой брат Гудериана победил!

Виктор не обманул ребят – пришел к ним на покос. Было очень жарко, всех разморило, сено было душное и тяжелое – долговязая лесная трава. Но когда увидели, что идет к ним Виктор со своими большими граблями, то сразу подбодрились. Ожили, загомонили, как птичий выводок.

– А ну-ка, дай я охапочку наберу!

Виктор размахнулся граблями, чуть не целую скирдушку пригреб к ноге, поднял охапку выше головы и понес… Сразу четверть лужайки опустела.

– Вот так охапочка! – засмеялась Стенька и присела от смеха. – Вот так охапочка!

– Скорей вал заваливайте, – кричала Груня, торопливо работая граблями, – скорей! А то Виктору набирать нечего!

Ребята все сразу со смехом бросились заваливать сено. А Виктор подошел, взмахнул граблями раз, другой, третий – и опять весь вал загреб и понес в скирдушку.

– Скорей! – снова закричала Груня.

И снова, толкаясь и смеясь, торопились заваливать…

Ребятишки раскраснелись, запыхались, волосы у них взмокли от пота, у Ромашки вихор так и торчал кверху – словно его корова со лба лизнула. Но зато сено убрали так быстро, что и сами удивились.

– Во как! Будто ветром подмело!

– А вы, как я погляжу, работать умеете, – сказал Виктор. – Ничего, проворные!

– А то как же! – отозвалась Стенька. – А то разве не умеем!

– Еще и не такие работы делали, – вытирая лицо подолом рубахи, прогудел Ромашка. – Мы весной поле под овес заступами вскапывали… А это что!.. Гулянки!..

– Заступами под овес, – задумчиво повторил Виктор. – Да… Это, пожалуй, не легче, чем нам на фронте…

Карие глаза его вдруг стали ласковыми.

– Ах, ребятишки, – сказал он, – вы еще и не знаете, какие вы большие герои!

Раиса только фыркнула:

– Герои! С граблями да с лопатами!

Виктор посмотрел на нее неодобрительно:

– А ты думаешь, что герои только с винтовками да с пулеметами и бывают?.. Ну, а что ж тот овес – уродился? – спросил Виктор.

– А пойдемте посмотрим! – живо ответила ему Груня. – Поле недалеко!

Женька подскочил:

– Пойдемте! И то, давно на том поле не были!

– А что там смотреть? – лениво сказала Раиса. – Тащиться туда!.. Ну, овес и овес – чего интересного?

– Тебе, конечно, смотреть неинтересно! – сказал Ромашка. – Ты поле не копала, так чего ж тебе на овес смотреть?

– Как это не копала? – задористо начала Раиса, но слегка покраснела и умолкла.

Виктор с удивлением поглядел на нее.

– Немного, – продолжала она, – но все-таки…

– Ну, пойдемте, пойдемте! – закричала Стенька. – А то скоро сено сгребать.

И все нестройной гурьбой пошли на поле.

Овес был недалеко, на бугре за деревней. Еще издали видно было, как блестит и переливается овсяное поле, как идут по полю медленные серебристые волны. А когда подошли ближе, овес встал перед ними густой синеватой стеной, и тяжелые чеканные кисти его, казалось, погромыхивали под ветром.