Любовь Воронкова - Село Городище

А Груня, никому не сознаваясь, потихоньку считала, сколько еще дней копать придется. И думала: хватит у нее сил или не хватит?

Ну что думать об этом? Должно хватить, раз она бригадир.

День был влажный и теплый. Вскопанная земля, еще сочная от весенних дождей, дышала свежими испарениями. А там, где еще не было вскопано, по серой, засохшей корочке уже побежали зеленые задорные сорняки. Трактор шумел в поле. Но сколько еще невспаханной земли!.. Эх, побольше бы сюда лошадей, плуги бы!..

Но глаза страшат, а руки делают. Колхозники работали упрямо, настойчиво. Они забыли все свои мелкие свары и ссоры, все обиды, которыми они когда-либо огорчили друг друга. Была только одна мысль, одно стремление – побольше вскопать, побольше поднять земли, побольше засеять. Они в эти напряженные дни понимали всем своим сердцем, всем существом своим, что если они сейчас не поднимут и не засеют землю, значит, и колхоза им не поднять.

Грунин отец и сам копал вместе с бабами. Он землю любил и всегда повторял:

– Земля – она фальшивить не будет. Только обработай ее хорошенько да удобри, а уж она с тобой за все расплатится – и хлебом тебя завалит, и одежей, и всякими богатствами!

А по ночам долго кряхтел и охал. Грунин отец был ранен в ногу еще в первые дни войны, и каждый раз после трудной работы нога его очень болела.

Но дни проходили. Все новые и новые поднимались грядки на огородах – и там, где у реки копали под капусту, и на Кулиге, где собирались посадить красную свеклу и помидоры. Уж начали копать и приусадебные огороды. И опять получалось очень странно и непривычно: огороды есть, а изб нету!

В этот день ребятишки копали огород у соседки Федосьи. Тетка Федосья осталась на свете одна: сына ее убили на войне, а больше у нее никого не было. Ей огород копали всем миром. Народу собралось много, работать было весело. Женька дурачился – притворялся, будто он трактор, и рычал, копая землю.

Только Ромашка молчал. А когда его уж очень разбирал смех, он отворачивался, и потихоньку улыбался, чтоб никто не видел.

В сумерках Груня и Стенька сидели у пруда. Пруд был розовый от заката. Черные стрижи летали над ним. Груня молча глядела на ракитовую ветку, которая, почти касаясь воды, отчетливо отражалась в ней. И казалось, что две ветки – одна сверху, а другая снизу – смотрели друг на друга.

– Стенька, как ты думаешь, кто же это все-таки гряды истоптал?

Стенька развела руками:

– Придумать не могу! Женька? Нет, Женька не зловредный. Уж не Раиса ли?

– Неужели она? Тогда уж пусть созналась бы!

– Сознайся попробуй! Ромашка живо колотушек надает.

– Пахнет хорошо – травой, что ли, не то лесом… – помолчав, сказала Груня. – Но, Стенька, ты подумай, как же он может мне не верить?

Стенька махнула рукой:

– Опять за свое! Ну, не верит – и не надо. Вон Трофим свое стадо гонит!

По деревне шли три козы. Беленькие козлята бежали за ними.

А сзади, с хворостиной в руке, шагал Трофим.

– А где же его сподручные-то? – усмехнулась Груня.

– Убежали небось! – сказала Стенька. – Они его то и дело обдуривают.

Грунин отец купил для колхоза трех коз с козлятами. Коров пока нет, неизвестно, когда вернется эвакуированное стадо. А маленьким ребятишкам все-таки нужно молоко.

Коз пасти отрядили Трофима и двух подружек, Анюту и Полю-Полянку, – по козе на человека. Но лукавые девчонки часто обманывали Трофима:

– Ты погляди за нашими козами, ладно? А мы пойдем сморчков поищем. Говорят, на вырубке – пропасть! Мы и тебе дадим!

– Да, как же, дадите!

– Дадим! Все поровну разделим!

– Да, уйдете на целый день.

– Ну что ты! Мы скоро!

И убегали – то за сморчками, то за столбечиками, то на реку за ракушками. Только никогда ничего не приносили Трофиму.

– Да там и нет ничего! Искали-искали…

Иногда пробегают целый день, придут, когда Трофим уж подгоняет коз к деревне. А то забудут и совсем не придут. Вот как сегодня.

Груня и Стенька с улыбкой провожали глазами Трофима.

– О, важничает-то как! – сказала Стенька. – Пастух! А тут как-то раз пришел запыленный весь, даже волосы на лбу прилипли. Козы у него удрали.

– Прозевал?

– Не знаю. Не рассказывает.

Груня уставилась на Стеньку:

– Стенька, а когда это было?

– Да не помню. Третьего дня, кажется. А что?

– Стенька! А уж не он ли со своими козами в огороде был?

У Стеньки широко открылись глаза.

– Ой! И правда! Ой!.. Там и следы-то были маленькие! И потом – круглые такие, будто палкой натыканы. Это, наверно, козы бегали!