Любовь Воронкова: Снег идет

– Нет уж! Провалишься, да прямо в печку!

– А всё-таки посмотреть бы, а? Вот как дядя Иван Таланов полезет печку топить, и я с ним попрошусь!

– Много там ещё льну-то? – спросил кто-то. – А то уж темно становится.

– Девчонки, есть там лён на колосниках? – крикнула бригадирша тётка Дарья. – Видно вам или нет?

– Видно! – ответила Таня. – Все колосники видно, а льна – ни одного снопа нету!

– Ну тогда давайте поживей, – сказала тётка Дарья. – Давайте поживей, да и домой. Теперь немного осталось.

Ещё чаще застучала мялка, ещё гуще, полетела костра, ещё веселей замелькали длинные льняные горсти.

Колхозницы домяли лён и пошли домой. И Таня с Алёнкой пошли с ними.

Снежный ветер летел им навстречу и сбивал с дороги. Тогда мать распахнула своё широкое пальто и накрыла одной полой Таню, а другой – Алёнку. Идти втроём было тесно, но зато тепло и весело. Таня кричала:

– Ку-ку!

Алёнка откликалась ей, а мать смеялась:

– Я с вами, как наседка с цыплятами. Цыплята, как озябнут, – сейчас к курице под крылья. Так и вы у меня!

На другой день в сумерки Таня и Алёнка возвращались с горы и волочили свои большие салазки.

– У меня в валенках снегу полно, – сказала Алёнка.

– А ты вытряхни, – посоветовала Таня.

– Да как я вытряхну? Он там растаял, вода хлюпает.

Они шли мимо скотного двора. В сторожке на скотном светился огонёк и над крышей поднимался дым.

– Ваш дедушка печку топит, – сказала Алёнка, – вон дым из трубы идёт.

– Пойдём к дедушке, – сказала Таня. – Твои валенки посушим.

Подружки подошли к окну и постучались. Дедушка отворил дверь.

– Ах, батюшки! – сказал он. – Да ко мне, никак, гости пришли!

Дедушка ночевал в сторожке на скотном дворе – он сторожил по ночам скотину. Глядел, чтобы какой-нибудь бык с привязи не сорвался. Или коровы не забодали бы друг друга. Или не вздумал бы забрести волк из лесу в глухую зимнюю ночь.

Дедушка топил в сторожке печку, чтобы не холодно было ночевать. Алёнка как вошла, так сразу сняла валенки и поставила их к огню сушиться. А потом все трое – дедушка, Таня и Алёнка – уселись перед огоньком на лавочке.

– Дедушка, – сказала Таня, – а ты не боишься ночевать один?

– А я разве один? – сказал дедушка. – У меня здесь скотины полон двор.

– Ну, всё-таки это не люди же!

– Ну, положим, не люди. Только чего ж мне бояться?

– А если волк? – сказала Таня.

Дедушка кивнул в угол:

– А ружьё на что?

– А если медведь? – робко спросила Алёнка.

Дедушка усмехнулся:

– Ну и что ж? Пусть приходит. Поможет мне за скотиной смотреть… Да вот, слышно, кто-то уже бродит под окнами.

Алёнка живо подобрала ноги на лавку. А Таня вскочила и подбежала к окну.

– Где медведь?

За окном и правда мелькнула чья-то тень, и кто-то толкнулся в дверь. Алёнка вскочила на лавку:

– Ой, дедушка, не открывай!

А Таня, вглядевшись в темноту, сказала:

– И правда медведь! Ох, страшный! Чёрный какой!

Она говорила, а сама поглядывала на Алёнку и тихонько посмеивалась.

Дедушка открыл дверь и сказал:

– Кто здесь?

Знакомый голос ответил:

– Это я!

И в избушку вошёл Дёмушка.

– У, Дёмка-Ерёмка! – крикнула на него Алёнка. – Ходит по ночам, только всех пугает!

Но дедушка сказал:

– Ну, полно, полно! Что ты на него кричишь? Сами себе медведя придумали, а парень виноват.

Все снова уселись против печки. Грелись, разговаривали. Таня сняла пальто, сбросила платок. Алёнка развязала свой голубой полушалок, положила его на плечи. Дёмушка тоже снял треух и распахнул шубёнку. Щёки у всех раскраснелись от огня. А валенки Алёнкины сохли так, что даже пар от них шёл.

– Дедушка, а ты настоящего медведя видал? – спросила Таня.

– Медведя-то я никогда не видал, у нас они не водятся, – сказал дедушка, – а вот огненного змея видел.

Таня быстро поглядела на дедушку:

– Дедушка, правда?

Алёнка опять подтянула ноги на лавку, а Дёмушка так и уставился на деда любопытными глазами.

– Правда, видел, – сказал дедушка.

И рассказал такую историю:

– Это случилось давно. Жаркое в тот год лето стояло, засушливое. Всё попалило. Надо пахать, а земля – как камень, плуг не врежешь. Тогда мужики придумали: будем пахать ночью. Ночь была светлая, всё видно. А пахал я недалеко от болота – вон там, за поляной. Вот пашу я, пашу. Вдруг лошадь у меня остановилась. Я говорю: «Ты что, Серый?» А Серый храпит, ушами прядает – испугался чего-то. А чего испугался, и понять не могу. Но тут я гляжу – всё поле осветилось. Поднял глаза – а он и летит…