Но главное было в том, что Вадимка чувствовал себя утонувшим в целом океане разбушевавшейся людской ненависти. Кругом царила лютая злоба. По Манычу шли бои. То днём, то ночью вспыхивали перестрелки, сливавшиеся в сплошной и казавшийся бесконечным треск; то днём, то среди глубокой ночи казачьи полки, расположившиеся в Хомутовской, поднимались по тревоге и на измученных конях скрывались в непроглядной пурге.
Время от времени в станицу привозили раненых. Самыми страшными Вадимке казались те, кто получил рану от удара шашкой. Почти каждый удар приходился по голове. Голова, а то и лицо у них были обмотаны бинтами, через которые просачивалась кровь. Вадимке чудилось, что эти неподвижно лежавшие фигуры не люди, а большие окровавленные куклы. Вадимка впервые своими глазами увидал, что такое война. Он решительно не мог понять, почему люди рубят друг друга? Даже животину и ту жалко. Ведь Вадимка готов сам голодать, но лишь бы его Гнедому и Резвому было хорошо. А как же можно решиться рубить живого человека!
Однажды к штабу пригнали толпу пленных. Из штаба вышли офицеры. Всем распоряжался высокий, уже немолодой, усатый военный, подтянутый, с повелительным голосом. Стоявшие поблизости казаки сказали, что это — полковник Мальцев.
— Коммунисты, выходи! — скомандовал он.
Больше десятка людей вышло вперёд.
— Смотрите на эту пургу в последний раз, завтра смотреть уже не придётся… — сказал Мальцев.
Потрясённый Вадимка не верил глазам. Зачем эти люди выходят вперёд? Неужели они не боятся смерти? Он переводил взгляд то на коммунистов, то на Мальцева. Коммунистов отвели в сторону. Перед остальными пленными Мальцев стал читать листовку «За что борется белая армия?».
— Кто разделяет эти идеалы, выходи вперёд! — скомандовал он, когда кончил читать.
Несколько человек вышло.
— А остальные?
Пленные молчали. Молчал и полковник. Слышно было только, как завывает пурга, смёрзшийся снег больно бил в глаза.
— Тогда вот что, — обратился офицер к перешедшим на белую сторону. — Снимайте с этих, — кивнул он на молчавших, — всё, что вам нужно. Другого обмундирования вам не обещаю… Поторапливайтесь!
Потом перешедших к белым повели куда-то по улице. Остальным было приказано раздеваться. Люди в одном бельё остались босыми на снегу.
— Обмундирование вам на том свете не понадобится! — объявил Мальцев, пряча в карман бумагу, которую он до сих пор держал в руках. — Всех в расход!
Даже офицеры, стоявшие с ним рядом, посмотрели на полковника с удивлением.
— А куда нам их прикажете девать? — ответил тот, поняв этот взгляд. — Обстановка не позволяет брать пленных… Всех! — И он размашисто начертил пальцем в воздухе крест.
— Господин полковник, — козырнул ему сотник Карташов. — Для штаба нужен ещё один повар. Может быть, тут найдётся? Да денщик у меня обморозился, — разрешите взять одного в денщики?
— А он из вашего же револьвера пулю вам не всадит?
— Это едва ли! — улыбнулся сотник.
— Дело ваше! — махнул рукой полковник в знак согласия.
Карташов подошёл ближе к пленным.
— Повара есть?
— Я был поваром у Филиппова! — крикнул один.
— А я готовил в «Яре», — отозвался другой.
Сколько надежды послышалось Вадимке в этих голосах!
— Выходи оба!.. Выходи и ты! — сказал сотник совсем молодому парню, посиневшему от холода. Видно, сотник его выбрал себе в денщики. — Одевайтесь! — указал он на валявшееся на снегу обмундирование, на которое уже успело намести снегу.
Сотника Карташова Вадимка знал — о нем в обозе говорили, что он без офицерского гонору и очень справедливый человек.
— Все! — отрубил полковник и пошёл в штабной курень.
Вадимка сорвался с места и побежал ко двору, где стояла его бричка. Ему хотелось спрятать куда-то голову, чтобы не видеть и не слышать. Неужели этих людей расстреляют? А дома на хуторе старики говорили, что пленных расстреливать не полагается. Но скоро за станицей захлопали частые выстрелы, глухо доносившиеся сквозь пургу. Вадимка в страхе закрыл уши озябшими ладонями и горько заплакал. Но никто не услышал его плач, никто не подошёл к его бричке. До Вадимки никому не было дела. Долго плакал потрясённый парнишка, но когда на душе немного полегчало, он сказал своим коням:
— Не горюйте… Когда-нибудь вернёмся домой… Не всегда же будет такое.
Но тут рыдания снова стали его душить — кони-то стоят голодные, они надеются, что он их накормит!.. Вадимка смахнул слезы и пошёл выпрашивать у фронтовиков хоть охапку сена.
Читать дальше