Светлана Лубенец - День всех влюбленных

– Ма! А как там с куревом?

Наталья Николаевна слегка оттолкнула от себя дочь и смущенно произнесла:

– Далось тебе мое курево… Там разрешается, в специально отведенных для этого местах…

– Ма! А может, ты бросишь, а? Ну что это за женщина-юрист, от которой несет, как от мужчины! Вдруг это клиентам не понравится, и тебя снова уволят?

– Катька! Я не буду работать с клиентами! Это же не консультация! Это фирма по изготовлению и продаже лакокрасочных материалов. Я просто буду оформлять специальные документы… ну… и разное другое. У меня в основном будет работа с бумагами, а не с людьми.

– И все равно! Ма! Я ненавижу этот запах! Меня от него тошнит! И сразу все… плохое вспоминается… Честное слово, только забудешь про все наши несчастья, только чему-нибудь обрадуешься, а домой придешь, и сразу вместе с этим дымом тоска накатывает!

Наталья Николаевна виновато посмотрела на дочь и тихо сказала:

– Ты, наверное, права, Кать… Но сразу трудно… ты же знаешь…

– А ты постепенно… Я еще потерплю, только ты начни потихоньку отвыкать, ладно?

– Ладно… Мой руки! Пироги стынут!

– Ну, что нового в школе? – спросила Наталья Николаевна, улыбаясь тому, как дочь жадно запихивала в себя пирог за пирогом.

– Ма! – удивилась Кэт, роняя изо рта крошки. – Ты уже сто лет не спрашивала, как у меня дела!

– Значит… тебе есть что мне рассказать, – смущенно ответила она.

Кэт проглотила кусок пирога и задумалась.

– Знаешь, ма, – наконец отозвалась она, – а рассказывать-то… и нечего… Все, как всегда. Разве что… Представляешь, наш класс собирается ставить сцены из «Евгения Онегина»! Дураки, да?

– Почему? – удивилась Наталья Николаевна. – Я в свое время тоже читала со сцены письмо Татьяны.

– Да ну? Ты никогда не рассказывала!

– Так ты только что до этого доросла.

– Ма, а зачем ты читала?

– Странный вопрос. Все девочки обожают письмо Татьяны. А когда читают со сцены, то оно непременно предназначается тому мальчику, который нравится.

– И у тебя был такой мальчик? – изумилась Кэт и чуть не захлебнулась чаем.

Наталья Николаевна расхохоталась:

– Интересно, чем же я хуже других?

Кэт отставила в сторону чашку и очень заинтересованно спросила:

– Ма! Ну ты прочитала… и что?

– Что «что»?

– Ну что он сделал, тот, которому оно предназначалось?

– А он… просто обалдел!

– Как это?

– Так это! Он бросил свою… Муську Рогалеву и пригласил меня на танец после нашего концерта.

– А потом?

– А потом… потом мы клялись друг другу в вечной любви. Ведь мы не подозревали, что ничего вечного не существует…

Лицо Натальи Николаевны опять потускнело, и она отвернулась от дочери к окну.

– Ма… Это что… был отец? – едва дыша, спросила Кэт.

– Нет.

– Вот странно… А почему вы расстались… ну… с тем мальчиком, который бросил ради тебя свою Муську Рогачеву…

– Рогалеву.

– Какая разница!

– Конечно же, никакой.

– Так почему?

– Как-то не сложилось. Мы же были очень юными. Впереди расстилалась целая жизнь, и мы оба, наверное, надеялись, что встретим еще кого-нибудь получше.

– Э-эх, мама!!! Говорят же, что от добра добра не ищут! – Кэт пристукнула по столу кулаком с недоеденным пирогом.

Наталья Николаевна опять улыбнулась, погладила дочь по светлым спутавшимся волосам и сказала:

– Я рада, что ты у меня такая мудрая! Надеюсь, твоя жизнь будет счастливее моей.

Вечером к Кэт явились обе ее подруги.

– Ты опять собираешься игнорировать День влюбленных? – спросила ее Вероника. – Как в прошлом году?

– А вы, конечно, будете строчить направо и налево эти дурацкие «валентинки»? – презрительно бросила им Кэт.

– Так скучно же, Катька! – отозвалась Таня Бетаева, бывшая Бэт. – Уроки, уроки и еще раз уроки! С ума сойти можно! А тут праздник! Почему бы не порадоваться жизни?

– Представляешь, Катька… – начала Вероника.

– Я говорила, что остаюсь Кэт! – перебила ее хозяйка квартиры.

– Еще чего! Проиграла так проиграла! Надоели эти дурацкие прозвища. Все смеются.

– Знаешь, Катька, оказывается, ей Мишка Ушаков сказал, что у нее очень красивое имя – Вероника! – вставила Таня.

– Да! И он прав! С сегодняшнего дня я запрещаю называть меня Ник!

– А ты? – Кэт перевела взгляд на Бетаеву. – Тоже сделаешь официальное заявление, чтобы тебя теперь звали только Таней?

– А что плохого в моем имени? У Пушкина, между прочим, тоже Татьяна, а никакая не Бэт! А я, может быть, даже буду читать на концерте письмо Татьяны.