Светлана Лубенец - День всех влюбленных

Она не слышала, как вернулась Наталья Николаевна, потому что все-таки заснула. Проснулась Катя около десяти часов утра и испугалась, что опоздала в школу. Она в ужасе соскочила с дивана, но тут же вспомнила, что сегодня суббота, занятий нет, и улеглась обратно, натянув одеяло до самых глаз. Из кухни раздавался звук льющейся из крана воды и, похоже, шкворчание оладий. Точно, оладий. Катя явственно учуяла их сдобный запах. Но есть почему-то совершенно не хотелось. Видеть мать – тоже. Но та каким-то чудом уловила чуть изменившуюся тишину в Катиной комнате и явилась сама.

– Ну и как это понимать? – спросила она, встав в дверях с ножом в руке.

– Что именно? – буркнула Катя.

– Почему ты вчера сбежала из школы?

– Я не сбежала, а ушла. Это разные вещи.

– Хорошо. Пусть так. – Катя почувствовала, что мать сильно раздражена. – Почему ты ушла, никого не предупредив?

– Я уходила, от тебя не прячась. Могла бы, между прочим, и заметить!

– Но я же смотрела на сцену! – чужим металлическим голосом отчеканила Наталья Николаевна. – Мы же пришли смотреть концерт!

– Да ну?! – усмехнулась Катя. – А мне показалось, что ты пришла на свидание к этому… Ивану Сергеевичу.

Из дрогнувших маминых рук выпал нож.

– Ну вот! Нож упал, – невесело улыбнулась Катя. – Мужчина придет. Может быть, Иван Сергеевич? Ты его приглашала?

– Катя! Я не понимаю, о чем ты… – Наталья Николаевна дрожащими пальцами то расстегивала, то застегивала верхнюю пуговицу халата, а нож так и валялся посередине комнаты на одинаковом расстоянии от нее и от Кати.

«Опять врет!» – подумала Катя и отвернулась от матери и ножа к стене.

– Ну… хорошо… Катя… – Наталья Николаевна присела к дочери на постель, но та демонстративно отодвинулась от нее еще ближе к стене. – Мы действительно встречаемся с Иваном Сергеевичем. И вчера мы хотели вам с Русланом об этом сказать. Хотели устроить у них дома праздничный ужин. Но ты куда-то делась. И Руслана долго не было… В общем, у нас ничего не получилось, но… Катя! – Она потрясла дочь за плечо. – Повернись! Я не понимаю, что плохого в том, что мне нравится Иван Сергеевич, а я… я нравлюсь ему?

– По-моему, ты сама учила меня не врать! – резко развернувшись, выкрикнула ей Катя.

– Но я же…

– А ты все время мне врала!

– Нет, я просто… не все говорила, потому что видела, как ты негативно настроена по отношению ко всем мужчинам.

– А ты, значит, позитивно настроена, да? Тебе, значит, мало моего папеньки? Быстро же ты все забыла! А я помню, как ты рыдала ежедневно и как тебя с работы уволили! И как ты курила, как ненормальная, а я, между прочим, всем этим дышала! А ты, как только подвернулся новый мужчина, опять на меня ноль внимания! Я вчера могла бы под машину броситься, а ты даже не заметила бы! – И она передразнила мать: – «Ах, Иван Сергеевич! Извините мою дочь, она сегодня в летаргии! Ох, Иван Сергеевич, Ира Ракитина так хорошо сыграла Ольгу! Сю-сю-сю, Иван Сергеевич! Пи-пи-пи, Иван Сергеевич!»

– Не смей! – выкрикнула Наталья Николаевна и ударила дочь по щеке.

Пощечина оказалась такой звонкой, что мать и дочь на некоторое время замерли, с ужасом глядя друг на друга. Потом Катя вскочила с постели и прямо на ночную рубашку начала натягивать свою вечную спортивную куртку и джинсы.

– Катя… погоди… – пыталась остановить ее Наталья Николаевна. – Ну… извини меня… давай поговорим спокойно…

Но Кате никаких разговоров уже не было нужно. Она пнула все еще валяющийся нож под шкаф, выбежала в коридор, всунула ноги в ботинки, сдернула с вешалки куртку и выскочила на лестничную площадку, с грохотом захлопнув за собой дверь. Наталья Николаевна, закрыв лицо руками, упала на постель дочери, еще хранившую тепло ее тела и черные разводы от расплывшейся туши для ресниц.

Вдоль пустынных серых улиц по-прежнему носился сильный ветер. Поскольку в ненастное субботнее утро добропорядочные граждане сидели по домам и наслаждались уютом, ветер очень обрадовался Кате. Он моментально забрался ей в рукава, за шиворот, а в лицо бросил хорошую порцию жалящего мокрого снега. Катя фыркнула, будто вынырнув из воды, обняла плечи руками, пригнула голову и пошла вперед. Куда? Она и сама не знала. Ясно, что домой она не вернется. И вообще никуда не вернется. Родственников у них с матерью в Петербурге нет, одна лучшая подруга превратилась во врага, вторая переживает счастливый и бурный роман с Ушаковым. Просто неприлично вешать на Веронику свои неприятности. Так что идти ей вообще-то некуда. Разве что туда, куда глаза глядят.