Евгений Мельников - Дрессированный паровозик

Дикобраз Чука тоже еще не получил роль. Но он не особенно волновался. Он-то прекрасно понимал, что без такого артиста, как он — Чука, в цирке не обойтись.

В углу кто-то тяжело вздохнул. Чука и ухом не повел. Обращать внимание на эту бездарь!

В клетке, стоящей в углу, сидел бурый медвежонок. Отставной артист. Уж ему-то, казалось, нечего было бояться. В сценарии аттракциона «Дуровская железная дорога» так и было написано: стрелочник — медведь. Для него и реквизит сделали — семафор. Перебирай себе лапами — и вся работа. Для него достали железнодорожную форменную фуражку. Правда, не красную! Но все равно фуражка! А он, вместо благодарности, то и дело норовил укусить Терезу Васильевну, оцарапать. Косит глазом, лапами машет, орет. Ну, что это такое! А с ним еще возятся. Другую роль предложили. Путевого обходчика. Тут уж совсем делать нечего! Ходи в шикарном оранжевом жилете по рельсам да подбирай между шпал сахар. Делай вид, что работаешь!

Так ведь и с этим не справился! Нет, сахар-то он, разумеется, весь подбирал. И отправлял в рот. А потом застрянет между шпал — тут его ни один слон с места не сдвинет.

— Не артист! — решила Тереза Васильевна. — Придется отдать в зоопарк.

И медвежонка отправили в зоопарк.

Один мой приятель рассказывал, что недавно на рекламном стенде «Бюро по трудоустройству» видел такое объявление:

!!! МЕДВЕДИ!!!

БУРЫЕ И ГИМАЛАЙСКИЕ

объявляется

творческий конкурс

на замещение вакантных должностей

стрелочника и путевого обходчика

в аттракционе

народной артистки республики

ТЕРЕЗЫ ДУРОВОЙ

«ДУРОВСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА»

Но, мне думается, приятель ошибается. Вряд ли в городе можно встретить такое объявление. Скорее всего, листочки с объявлением висят на пихтах и соснах в Кашламском бору и Баргузинской тайге. И других лесах Урала, Сибири и Дальнего Востока. Где недавно гастролировала Тереза Дурова.

В каждом творческом коллективе есть ведущие артисты. Премьершами дуровской труппы, естественно, были слонихи Монри и Лайма.

Когда Тереза Васильевна начала репетиции с пассажирами железной дороги и большую часть времени на манеже стал занимать паровозик с вагонами, а слонихам, понятно, уделялось меньше внимания, они были несколько уязвлены.

— Они думают, в цирк пойдут смотреть эту железяку! — горячо и возмущенно трубила Монри. — Как бы не так! В цирк ходят смотреть слонов!

— И чего эта мелюзга задается? — вторила Лайма. — Подумаешь, в вагоны научилась садиться! В конце концов, мы тоже разъезжаем в вагонах. Настоящих! У кого есть собственный вагон?! Все-таки хорошо быть большой!

— Не всегда, — задумчиво вздохнула Монри.

Но волновались слонихи напрасно. Конечно, и для них нашлась роль. Правда, одна. Но слонихи будут ее играть по очереди. Одно представление Монри, а другое — Лайма. Ведь слоны тоже устают.

На железной дороге всегда есть контролер. И должен он быть большим и солидным. Чтобы его все слушались и предъявляли билеты для проверки. И Тереза Васильевна решила: лучше слоних роль контролера не сыграет никто.

Для солидности, ну и, конечно, чтобы лучше обнаружить среди пассажиров безбилетников, слонихам на каждое представление будут выдаваться огромные бутафорские очки.

С контролерами, казалось бы, все было в порядке. Не хватало одного — безбилетного пассажира. Представьте себе, среди ста восьмидесяти питомцев Терезы Васильевны не было зайца. Обыкновенного зайца. Слоны были, зебренок был, даже кинкажу, как вы помните, был. А вот зайца не было. Но обойтись без него решительно нельзя. Выручили дрессировщицу кемеровские юннаты. Они подарили Дуровой зайца Тимошу. Ему-то и досталась нелегкая роль безбилетного пассажира.

Тимоша был очень робким и боялся слоних. Ну, что с него взять — заяц! Когда Лайма протягивала хобот, чтобы вытащить из вагона безбилетного пассажира, Тимошины уши начинали дрожать от страха. И щекотать кончик лайминого хобота. А Лайма, в свою очередь, не переносила щекотки, начинала трястись от смеха. Хороша картина — смеющаяся слониха!

Поэтому главным контролером сделали Монри. Она не боялась щекотки и ловко выуживала безбилетного Тимошу за его дрожащие уши из вагона.