Зоя Журавлёва: Сними панцирь!

— Эй, колбаса в беретке, это какая остановка?

Тут я понял, что мальчик нашему Вите кричит. Витя в беретке и как раз под тем окном стоит, где мальчик. Хулиган он, что ли? Я даже немножко растерялся.

Но Арина не растерялась.

Она как бросится к вагонной двери. А там ступеньки высокие, Арине не впрыгнуть. И на ступеньках ещё толстая проводница с флажком стоит, всю дверь закрывает. Она Арину отталкивает, а Арина всё равно не растерялась, руками вцепилась в ступеньку, лезет вверх и кричит:

— А ну повтори, что сказал!

Проводница толкает её и кричит:

— Ты куда, девочка? Это чья девочка? Заберите от меня эту девочку!

И толкает Арину. Да Арину разве отцепишь, если она уже лезет. Но одной ей не справиться.

— Арина! — кричу я. — Подожди меня, я сейчас!

И бегу к двери.

Вдвоём мы эту проводницу, конечно, подвинем.

— Это наша девочка, господи! — кричит Марина Ивановна. И бежит к Арине, ей новое платье мешает быстро бежать.

— Аринка, постой! — кричит мой папа. И тоже бежит.

— И повторю! — вопит мальчик в матроске.

Его белая тётя от окна тянет (мама, наверное), его дядя военный от окна тянет, уже много народу его от окна тянет.

А он всё равно вопит:

— Колбаса!

Наш Витя плачет. Он ногами топает и кричит:

— Я не колбаса! Ты сам колбаса!

Дядя Мурад Витю на руки схватил, а Витя на руках не хочет сидеть. Он вырывается. Дядя Мурад с ним от вагона бежит.

Тут папа Арину отодрал от ступеньки и кричит Любе:

— Отправляй этот поезд к чёрту!

Поезд сразу ушёл.

Мы все стоим. Витя уже не плачет, тётя Наташа ему конфету дала, «Белочку». Арине она тоже хотела дать. Арина головой замотала.

Я тоже не взял.

Какие сейчас конфеты!

— Уф! — говорит папа.

— Арина, я тебя сзади толкал, — говорю я. — Ты слышала?

Но Арина не отвечает. Она всё не может успокоиться, что мальчик в матроске уехал. Арина любит каждое дело довести до конца, а тут она не довела, папа ей помешал.

— Вот и одевай вас! — говорит Марина Ивановна.

Ей особенно Аринину юбку жалко, она плиссе. Там столько складок, разве теперь отмоешь. Но Марина Ивановна всё-таки хочет юбку почистить. И гольфы. Все помнят, что гольфы белые были, а теперь они чёрные.

— Послушайте, почему мы стоим? — вдруг говорит дядя Володя. — Мы же пришли встречать!

Тут мы вспомнили. Мы же Аринину тётю пришли встречать. Она из Москвы едет, чтобы с Ариной побыть. Аринины мама и папа уехали в Болгарию по путёвке. Они три года не отдыхали, а теперь вот уехали. А Аринина тётя, наоборот, едет сюда в отпуск.

— Действительно, — говорит папа, — мы же встречаем!

— А меня уже встретили, — говорит кто-то.

К нам незнакомая тётенька подходит. Нестарая вообще-то. Молодая. Она совсем молодая. У неё такие большие волосы, я таких больших никогда не видал. И главное — она в пальто. Ей так жарко! Она пальто расстегнула. А под пальто у неё ещё свитер, смешно так. И она смеётся.

— Меня Вета встретила, — говорит Аринина тётя.

Мы смотрим — правда, за ней наша Вета стоит с жёлтым чемоданом. Она двумя руками чемодан держит, улыбается и молчит. Вета всегда молчит. Папа даже думал, что Вета вообще говорить не умеет. Это папа шутит. Вета у нас работает на метеостанции, просто она очень молчаливая.

— Ай да Вета! — смеётся папа. — Вот это человек дела!

И отбирает у неё жёлтый чемодан. Он чемодан небрежно берёт, одними пальцами, как лёгкую вещь. Папа у меня сильный.

— Здравствуйте, — говорит Аринина тётя. — Надежда Георгиевна. Очень приятно.

И руку всем жмёт. Моему папе, дяде Володе, Марине Ивановне в новом платье, тёте Наташе, дяде Мураду, шофёру Боре и дежурной Любе. Вете она уже жала, конечно. А Витя ей руку не дал, спрятался за дядю Мурада. Он у нас ещё маленький, боится чужих. Вдруг Аринина тётя обиделась? Я рядом с Витей стою. Я поскорей протянул ей руку.

— Лёня, — говорю. — Здравствуйте, очень приятно.

Все засмеялись. Но Аринина тётя, конечно, не засмеялась. Она мою руку пожала. Тут смеяться нечему. Мне просто понравилось, как она говорит. Если бы всегда так здороваться. Я, например, иду умываться, а дядя Володя кричит: «Лёдик, привет!» А я ему говорю: «Доброе утро, очень приятно». И размахиваю полотенцем. А тут дядя Мурад зубы уже почистил, пускает меня к умывальнику и говорит: «Лёдик, салам!» А я ему тоже говорю: «Доброе утро, очень-очень приятно». Неплохо было бы.

Мы теперь обратно идём, к себе в заповедник. Мы прямо по шпалам идём. Всё равно поездов сегодня больше не будет, можно по шпалам.