Юрий Коваль - Самая легкая лодка в мире (сборник)

И все-таки Голова слушала капитана с любопытством и тоже причмокивала, сощуривала нос. Она явно желала ухи.

– Окуней у нас пол-лодки, – размахивал руками капитан. – Заварим крепкую, тройную, с картошечкой.

Голова дрогнула.

– Ладно, парень, – сказала она, – вы лодку к заколу привяжите, а сами вылезайте. Я вас до берега доведу.

– Спасибо, дедушка, – обрадовался капитан, – устали в лодке – сил нет.

Подгребая и загребывая, капитан подогнал лодку к заколу, стал привязывать нос к бревну. Оглядываясь на Голову, я потихоньку дернул его за рукав.

– Ты чего? – отмахнулся капитан.

– Слушай, – шепнул я, – тела-то нету.

– Чего такое?

– Под Головою тела нету.

– Ты что – дурак? – спросил капитан, вглядываясь в мой живот.

– Да под тою Головою, под тою, – указывал я большим пальцем через плечо.

– Под какою?

– Под дедушкиной.

– Ты с ума сошел, нанюхался болотных газов, – прошептал капитан и, оглянувшись на Голову, добавил: – Тело есть, только очень маленькое, в валенках. Складывай окуней в ведро.

Капитан выбрался из лодки на закол, помог вылезти и мне. Во весь рост поднялся я над болотом – и голова моя закружилась. Я увидел просторный зеленый мир вокруг – зеркала озер, поблескивающие там и сям, еловые леса за озерами и снова за лесами озера, какие-то за озерами холмы, дальние деревни на их склонах, и совсем чудесными оказались три корявых сосны неподалеку от нас. Бугром подымался под соснами берег, и по бугру этому ходили коровы.

Увидевши меня и капитана, коровы издалека с берега протянули к нам свои губы и замычали.

Открывшийся простор, сосны и коровы отвлекли меня от Травяной Головы, и мелькнула мысль, что в конце концов наплевать, приделана она к чему-нибудь или нет. В таких-то просторах – в озерах, болотах, лесах – любой голове захочется поболтаться свободно. И я пожалел, что моя бедная голова не может прокатиться колобком по этому миру. Уж она бы погуляла там и сям, а после как-нибудь приделалась обратно к бренному телу.

– Полтора десятка, – сказала Травяная Голова, подсчитав вынимаемых из лодки окуней. – Будет уха. Ну а теперь по кочкам, по жердочкам за мной.

Слегка подпрыгнув, она переместилась, и мы повлеклись за нею через трясину. Обвешанные рюкзаками, топорами и ведрами, то и дело проваливаясь по пояс в черную воду, мы брели к берегу за Травяной Головой, которая так и не показывала нам своего тела и плыла над болотом, подобно маленькой дневной луне, обращенной к нам затылком.

Уже неподалеку от берега я увидел, как Травяная Голова выкатилась по травке к соснам, подпрыгнула и вдруг приделалась к телу, которое сидело под сосной.

Небольшое тело в черном старом пиджаке и в валенках с галошами поджидало голову, которая гуляла в болотах.

Как только Голова, увенчав пиджак, устроилась на своем месте, тело зашевелилось, одной рукой зачесало нос, по которому, как видно, соскучилось, а другою замахало нам с капитаном:

– Сюда вылезайте, к сосенкам.

Мы вылезли из трясины, а Голова спокойно сидела на своем месте и наблюдала, как капитан-фотограф выливает из сапога черную воду.

Коровы, стоящие за соснами, разглядевши нас, остолбенели. Тупое и безумное любопытство светилось в их крупных детских глазах. Они даже перестали жевать и наивно хлопали ресницами. Было ясно, что ничего такого, как снимающий сапоги капитан, прежде им видеть не приходилось.

Изумленные коровы слились с Травяною Головой в единое целое, и теперь все это выглядело как самое обычное стадо с пастухом.

Но я-то понимал, что у этого пастуха голова не совсем обычная, и внимательно оглядывал коровьи головы, не любят ли и они побаловаться, полетать над миром, оставив на земле вымя и копыта.

– Сколько у вас в стаде голов? – спросил между тем капитан.

– Семнадцать.

– А бык есть?

– Наш бык – делопроизводитель, – ответила Травяная Голова, – его в район повезли.

Капитан обрадовался, что бык в отъезде, протянул деду руку. Охотно пожимая капитанскую ладонь, Травяная Голова назвалась Аверьяном.

Капитан сразу же стал звать пастуха дедом Аверей, а дед капитана – «парень». Они быстро нашли общий язык и болтали теперь на этом общем языке. Я как-то не мог влезть в их разговор, но предложенную дедом руку почтительно пожал. Рука эта оказалась сухонькой, легкой, и показалось, что пожимаю я пучок сухой травы.

Скоро запылал костер, на сосновых ветках развесили мы мокрые носки, начистили окуней, поставили на огонь ведро.