Татьяна Кудрявцева - Сотворение мира [сборник]

Про «молодого человека» и манеру подбородок задирать она у Тусиной бабушки научилась. Агнесса Федоровна всегда умела пригвоздить словом, если ее обижали.

Полицейский, понятно, разозлился.

– Без сопливых разберемся! – огрызнулся он. – Но, вспомнив про свой международный пост, важно закончил: – Вы, гражданочка, проходите, а ребенок… мимо.

– Как это – мимо?! – возмутилась Варька. – Да если бы не я…

– Извините, – строго сказала Варькина мама, оборвав Варьку на полуслове и грозно сверкнув глазом, – но ребенок вписан в мой паспорт и пойдет со мной.

Глаза у Дины Августовны были цвета морской волны, сине-зеленые, но, когда она гневалась, становились просто зелеными, как крупный крыжовник, который умеет колоться. Она решительно взмахнула пепельными волосами – заколка-«краб» выскользнула и шлепнулась на мокрый от растаявшего снега асфальт. Варька хотела поднять «краб», но не успела.

Тяжелая консульская дверь распахнулась, оттуда стремительно вылетел какой-то высоченный человек, схватил заколку, галантно протянул ее маме и что-то такое сказал, парижское. «Силь ву пле», что ли. Варька не успела перевести: они в школе английский и немецкий изучают, по французскому только факультатив, первое полугодие. На лице у человека было написано ошеломление. А полицейский сразу взял под козырек.

«Консул, не иначе!» – мысленно возликовала Варька. И посмотрела на полицейского в упор: что, мол, съел?

– Ваш паспорт, мадам, – произнес «консул» по-русски, с красивым акцентом. Он вообще был очень красивый, несмотря на то что рыжий.

«Прямо как я», – подумала Варька. Не про красоту, конечно, – про рыжину. Только у нее никогда не было такой снежно-белой пряди на лбу. Галька Таратайкина, по прозвищу Мать невесты, однажды явилась в школу с подобной разноцветной прической после мелирования, но у той эффект вышел куда слабее.

Мама от французского пристального взгляда слегка растерялась и вместо правого кармана залезла в левый и вытащила Ангела, которого вылепил Илья Стулов, гений и хулиган.

Варька вдруг заметила, что Ангел похож на маму: у него были такие же серебристые волосы, а взгляд устремлен ввысь. «Консул», судя по всему, тоже это заметил, потому что натурально застыл. Окаменел. На секунду. В следующее мгновение он уже распахнул перед ними дверь, нетерпеливо отмахнувшись от полицейского, попытавшегося ухватить Варьку за локоть.

Варька гордо прошествовала мимо стража порядка, незаметно показав ему язык.

Когда Дина Августовна куда-то ни с того ни с сего умчалась, Илье Стулову сразу стало скучно. Всё ж таки скульптор он был пока не взрослый, хотя и гениальный. И что греха таить, на весь их третий «Э» один. «Э» – потому что класс у них считался экспериментальным. Илья попал туда случайно, и назад уже было никак: все остальные – «А», «Б», «В» – были абсолютно заполнены, а конфликтовать и добиваться его бабушка не умела.

Бабушка Стулова была тихая старушка и радовалась, что внучка́ вообще приняли. По правилам им полагалась другая школа, через три дороги и два перехода, а эта, ближняя, относилась к другому микрорайону, потому как жили они на другой стороне Невского проспекта. Получалось, что Невский проспект все равно что река Днепр у Гоголя, до середины которой долетит редкая птица. Бабушка Стулова обожала Гоголя, она его Илье с младенчества читала вместо русских народных сказок. Может, оттого ее внук и сформировался такой фантастический, что ни один учитель не умел с ним сладить. Остальные дети в «Э»-классе были нормальные, послушные, хотя и экспериментальные. А Илья Стулов абсолютно непредсказуемый. Все гении, наверное, такие.

Бабушка очень волновалась, когда он бродил один по улицам с большим движением. Она была спокойна, только если он находился в кружке керамики. Дина Августовна к нему подход нашла, талант раскрыла. Бабушка в Дине Августовне души не чаяла: она ведь не сомневалась, что ее мальчик особенный, только никто ей не верил. А Дина Августовна поверила! Эта учительница для бабушки Стулова была главней всех остальных учителей, даже директора. Когда бабушка с ней говорила, пусть и по телефону, всегда кланялась. Из большого уважения. Короче, Илья Стулов к Дине Августовне прилепился, как иголка к магниту.

Бабушка и не подозревала, что сейчас, когда все остальные керамисты продолжали ваять, внучок, выскользнув за дверь, гуляет по набережной реки Мойки, под снегом и дождем. Он даже свою вязаную шапку забыл надеть. Да не беда! У него топорщилась такая шевелюра, что никакой холод не страшен. Голова Ильи была вся в кудрявых колечках, и теперь они радостно курчавились на воле как хотели. Стулов держал в руке кусок глины и смотрел, как падает снег. Снег падал отвесно, словно гордая птица орел со скалы.