Татьяна Кудрявцева - Сотворение мира [сборник]

А неадекватнее всех повела себя Румянцева: то ли подпрыгнула на радостях, то ли описа́ла кружок вальса-квадрата. Это оттого, что про поездку к бывшему однокласснику она уже думала, только ни с кем не обсуждала. Саша давно уже хотела всем предложить Васипова навестить, еще в начале весны, да не решалась.

В тринадцать лет человек часто стесняется быть хорошим, а в глубине души все равно к этому стремится. Ангелы его призывают к образу и подобию Добра. Серафима им это пыталась объяснить в начале года, про всепрощение, про Новый Завет, еще про что-то… Жаль, слушали невнимательно. Они тогда еще сочинение писали, и у Васипова такая фраза была: «Искренность Бога создала человека». Серафима его работу вслух прочла. А сейчас Балерины слова отчего-то явились всем на ум. Телепатия, наверное…

После уроков Саша с Алевтиной медленно шли домой. Настроение было приподнятое, как в праздник. Они говорили про самые важные вещи на свете: про любовь и про самих себя.

Алевтина наконец открыла Саше свою тайну.

Раньше она жила в другом городе и любила там одного мальчика, но он этого не знал. Он тоже ее любил, но она это знала. Он круглый год таскал ей помидоры (это был южный городок, и помидоры созревали на его огороде). И вот она уехала и написала ему письмо. А он не отвечает.

– Ничего, будем ждать письма вместе! – бодро проговорила Саша. – А хочешь, я тебе свои стихи подарю, про любовь, их еще никто не читал. Но мы ему пошлем. Правда, я уже полгода стихи не пишу, но у меня осенние есть.

Алевтина внезапно промолвила:

– Между прочим, я должна тебе сообщить, хоть ты и думаешь только о Накончине… Слонов почти всем девчонкам нравится. А ему нравишься только ты. Это ужасно заметно. Но ты, наверное, не замечала, да? Ты ведь не от мира сего.

Саше показалось, что весь мир моментально замер: и ветер в кронах деревьев, и прохожие вокруг, и воробьи, и трамваи. Оказывается, это она сама остановилась да вдобавок перестала дышать. Саша засопела и шумно выдохнула.

– Что с тобой? – удивленно спросила Алевтина.

Румянцева, невпопад улыбаясь, ляпнула:

– Ой, какой ужас! Я утюг не выключила, чайник у меня на плите, и вода в ванной течет. Возможно, уже пожарных вызвали и водопроводчиков. Побегу скорей домой!

– Ну беги, – с недоумением пожала плечами Алевтина.

И Саша припустила широким спортивным шагом.

Песочные часы перевернулись. Мир медленно возвращался в исходное положение – с головы на ноги. А может, наоборот. Вселенная точно сотворялась заново. Она рождалась из солнечных лучей, которые падали в лужи сквозь грибной дождик.

Саша вбежала в квартиру, схватила ручку и потрепанный дневник. Слова полились свободно, будто сами по себе:

А дальше пошла строка за строкой. Это было стихотворение. Оказывается, она не разучилась сочинять!

Весна заканчивалась. Но ей на смену торопилось лето. А летом всегда начинается что-то хорошее. Как новое ЛЕТО-исчисление ЖИЗНИ. Жизни, которую так трудно разложить по страничкам дневника…

Действие второй повести происходит в самом центре Петербурга в XXI веке. Вроде бы всё другое: и время, и школьный быт, и ребята. Но вдруг в ленивом голосе Залёткина прорезываются металлические нотки Инки Пескарик. Кто знает, а может, после школы Инка, удачно выйдя замуж за бизнесмена, стала Залёткиной и сын ее учится теперь вместе с дочкой Румянцевой! Или с дочкой Алевтины, которую, вполне возможно, в детстве называли Тиной или Диной? Очень даже может быть. Впрочем, и водитель Геннадий чем-то подозрительно напоминает Метлищева, так до конца и не повзрослевшего, хотя и научившегося играть в шахматы. Если вы, призвав в союзники фантазию, вглядитесь в лица остальных, наверняка еще кого-нибудь сумеете узнать. В Стулове, например. Кстати, отец его был летчиком…

В жизни часто бывает так, как не бывает и в кино. Почему же не предположить, что герои наши опять встретились в нужном месте в нужное время!. Тем более что родители, как правило, взлетают лишь на ту высоту, которую суждено осилить их детям…