Ричард Бах - Хорёк-писатель в поисках музы

Проснувшись среди ночи, Баджирон уже не впервые услышал, как Даниэлла в темноте водит пером по бумаге, что-то шепча себе под нос. Утром, открыв блокнот, она снова удивится и с любопытством примется расшифровывать свои ночные каракули, в которых сохранились сцены, иначе пропавшие бы к рассвету без следа.

Баджирон затаил дыхание, чтобы ненароком не разбудить ее.

«На самом деле эти записи не очень-то ей нужны», — подумал он. Хорьчиха Даниэлла никогда не испытывала недостатка в идеях. Баджирон не знал никого, кто так тонко разбирался бы в душевной жизни хорьков и во всех тайнах и неожиданных поворотах отношений между ними.

Скрип пера затих. Даниэлла уронила голову на подушку, но, прежде чем снова провалиться в беспокойный сон, повернулась к Баджирону и, не открывая глаз, пробормотала: «Я тебя люблю».

Волна тепла поднялась в груди Баджирона. Невероятно! Она сказала это во сне!

«Чем я заслужил такое чудо?» — подумал он и, счастливо вздохнув, потянулся к Даниэлле. Она расслабилась от его прикосновения, прижалась к нему, и миг спустя ее дыхание снова стало глубоким и ровным.

«Вот она, жизнь писателя, — сказал он себе. — Как прекрасно, когда у тебя есть дар! Но до чего же трудное испытание — научиться его использовать!»

И с этой мыслью Хорек Баджирон тоже погрузился в сон.

Ему приснился какой-то старинный город — гранитные дома, мощенные булыжником улицы, сходящиеся к центральной площади. И плоские крыши... чем-то смутно знакомые.

Хорек Баджирон стоял один-одинешенек посреди площади и внимал городскому глашатаю — черному, как ночь, хорьку в красной шапочке и золотом шарфе. Глашатай громко читал по широкому пергаментному свитку:

— Ты нашел то, что находил каждый писатель, живший до тебя, и что предстоит найти всем писателям, которые придут после тебя.

Он поднял голову и посмотрел в глаза Баджирону, но продолжал говорить как по писаному:

— Чем больше у тебя идей, тем больше новых идей к тебе приходит.

А Баджи все смотрел на эти крыши за спиной глашатая. Где-то он уже видел такую крышу...

— Ты наделил волшебной жизнью целое племя персонажей. Если ты позовешь, они придут и принесут свои истории, которые ты сможешь облечь в слова.

Глашатай умолк и выжидающе посмотрел на Баджирона:

— Ты приглашаешь их?

— Я? — переспросил писатель. — Кого я должен пригласить? Идеи? Персонажей?

— Ты приглашаешь их? — жестко переспросил глашатай. — Да или нет?

Баджирон растерялся: он не привык, чтобы во сне ему задавали вопросы, да еще и требовали ответа.

— Ну, да, — пробормотал он. — Приглашаю.

Хорек-глашатай пристально взглянул ему в глаза и кивнул:

— Так тому и быть.

Он уверенно скатал свиток и перевязал его темной лентой. Церемония завершилась.

— Так тому и быть, — повторил он совсем другим голосом, ласковым и очень знакомым. И исчез.

Писатель перевернулся с боку на бок. Он еще не проснулся толком и ничего не понимал. Кажется, ему приснился вещий сон. Но что он предвещал? Загадка...

Стебли рогоза у речки Прыг-Вбочки и высокие луговые травы колыхались на вечернем ветерке. Тени холмов протянулись к востоку, навстречу наползающей тьме.

— Как тут красиво, Баджирон, — вздохнула Даниэлла.

Он кивнул.

— Посмотри, какой луг, — продолжала она. — Как ты думаешь, если бы мы пустились вскачь и разогнались как следует, смогли бы мы взлететь? Мы полетели бы на закат. Над лугами и полями, над городами и крышами домов...

Баджирон вздрогнул. Эти слова поразили его в самое сердце. Над крышами домов... Над крышами домов...

Образы полузабытого сна нахлынули на него стремительно, неудержимо. Хорек-глашатай и крыши домов. Ну конечно! То была крыша его родного дома, дома, где он провел свое щенячье детство!

Он крепко зажмурился, стараясь удержать этот образ, не дать ему ускользнуть. Но почему? Почему именно крыша?

«Потому что, — подумал он, — потому что...»

— Баджи? — Даниэлла тихонько окликнула его, стараясь не помешать. — Ты где?

— Одуванчик! — внезапно выкрикнул он. — Лютик!

И тотчас же все они обступили его толпой. Он вспомнил! Он выпустил их на свободу!

«Там, на чердаке, — подумал он. — Они все еще там». Все его друзья, все мягкие игрушки, которые когда-то сшила ему мама.