Лавка была уже закрыта. И как ни боялся Ленька злющих оглоблинских цепных собак, а пришлось идти на дом. Он уговаривал лавочника налить дегтя, просил и даже заплакал от отчаяния. Оглоблин, наконец, смилостивился, велел своему работнику нацедить ведерко.
Когда Ленька принес деготь, Семен Лукич обмакнул в него палец, осмотрел оценивающе, понюхал, потом произнес почти ласково:
— Вот так-то... И штоба это в последний раз. А не то...
С той поры Ленька просто леденеет, когда увидит вдруг уставившиеся в него белые глаза Семена Лукича.
А уж про Заковряжиху и говорить нечего. Крикливая, бешеная, драчливая, она возненавидела Леньку сразу, с первого взгляда. Как только увидела его в избе, заорала на Семена Лукича, побагровев от натуги:
— Эт-то еще что за такое? На кой леший привел это пугало? Что у меня тута — богадельня, чтоб всякую падаль собирать? Убирай его отседова, али я сама вышвырну!
Даже Семен Лукич тогда несколько оробел, растерялся.
— Што ты, што ты, мать! Не ори, уймись... Ить ишо не разобралась в деле, а базлаешь на всю улицу.
Потом Ленька слышал, как он говорил с теткой Авдотьей в горнице.
— Ты, мать, не очень уж того... Не объест, чай, а сгодится. Оклемается, поокрепнет, глядишь, работник будет. Время-то вишь какое: со всех сторон совдепы жмут. И насчет работников строжатся. А тута в семье будет жить, будто свой... Спроса меньше.
Заковряжиха, должно быть, в конце концов согласилась с Семеном Лукичом, однако отношения к Леньке не изменила: так и осталась лютой и ненавистной.
Много пришлось натерпеться и от Яшки. Когда Ленька появился в заковряжинской избе, Яшки не было — гостил у своей старшей сестры в соседнем селе. Вскоре Семен Лукич привез его, сразу же позвал Леньку и, остро поглядывая на него, произнес, как всегда, негромко, внятно и твердо:
— Вот мой сынок Яков, мой наследник, а твой друг и хозяин. Люби его, услужай, и тебе лучшее будет.
Яшка обрадовался, взялся командовать Ленькой, просто упивался своей властью: подай ему то, принеси другое, сбегай туда-сюда, а чуть что Ленька сделает не так — бьет. И метит не куда-нибудь, а в лицо или под дыхало, чтоб больнее было. Или начнет щипать до синяков.
Долго он мытарил Леньку. До тех пор, пока однажды Ленька от обиды и дикой боли, сам не соображая того, двинул Яшку по уху.
Крепко влетело тогда Леньке, но с той поры Яшка стал опасаться его и больше не мучил своими проклятыми щипками.
Однако как ни худо жилось Леньке, он уже был не тем заморышем, что едва добрался в памятный зимний день до заковряжинской избы: отъелся малость, избавился наконец от непрестанной сверлящей боли в животе. Да и солнышко сделало свое: обожгло, обмеднило некогда бледные до синевы лицо, шею, руки.
Пообвык Ленька в Елунино. Дружками-товарищами обзавелся. Особенно сдружился он с Шумиловыми. И с Варькой, понятно, хотя девчонка она, прямо сказать, вредная и въедливая. У нее одни смешки на уме да всякие шуточки. «Лень, а пошто у тебя уши как у мыша летучего?»; «Лень, ты знаешь на кого похож? На подсолнушек. Такой же рыженький, конопатенький, и шея тонкая». Балбесина.
Ленька ходит, в общем-то, к Митьке. И не просто так ходит, чтобы время бить. Нет. У Леньки к Митьке дела, разговоры всякие.
В последние дни он еще чаще засновал к Шумиловым: нужно было поговорить об очень серьезном и очень важном для Леньки деле.
Но этого никак не удавалось сделать: то Митьки не было, то Варька торчала рядом. Ленька вообще всегда немел при Варьке, а в этот раз подавно. Боялся: а ну как Митька откажет в его просьбе? Тогда Варька натешится вдосталь — совсем задергает его, засмеет.
А дело было не шуточное: Ленька хотел попросить Митьку взять его в отряд самообороны, что создал в селе председатель сельсовета Захар Лыков.
Весною еще, когда уже стаял снег, а невысокие гривки ощетинились ровной зеленой травкой, в Елунино стали приходить тревожные вести, что в борах, мол, появились какие-то разбойные люди, которые нападают на небольшие приборовые села, убивают коммунистов, жгут сельсоветы, зорят дворы и хозяйства тех, кто воевал против Колчака. Поговаривали с ужасом, что теперь будто пришел черед ждать незваных гостей в Елунино.
Захар Лыков не стал, как другие, отмахиваться от этих слухов, быстро собрал из молодых мужиков, своих товарищей, и парней-комсомольцев отряд самообороны. Потом, все так же ничуть не мешкая, съездил в уездный город и привез оттуда несколько настоящих наганов и винтовок со штыками.
Читать дальше