Виктор Сидоров: Федька Сыч теряет кличку

– Айда быстрее, а то еще прибегут сюда… – Потом громче, со злом: – Говорил, зря придем, так этот Жмырь: «Лафа будет!» Вот тебе и лафа! Дал бы по носу!

– Заткнись ты, давала, – произнес хриплый. – А то сам получишь. Надо было умней делать. Идем!

Яшку всю ночь мучили кошмары. Как только заснул, сразу и пошло: то свирепый с козлиной бородой разбойник гонялся за ним с огромной дубиной, то одноглазый бандит целился в него из пистолета и дико скалил зубы. Яшка со всех ног бросался от них наутек, но, к ужасу, убежать не мог. Он ворочался, стонал, а один раз, когда козлобородый нагнал его и уже примеривался хватить дубинкой по голове, Яшка заорал и слетел с кровати.

Утром Яшка поднялся усталый и разбитый. Болела голова, и почему-то сильно ныл левый глаз. Яшка заглянул в зеркало и обомлел: на него смотрело диковатое лицо с большим синяком под глазом. В центре синяк был черным, потом шел фиолетовый круг, а за ним зеленый и желтый. Нос сильно распух и торчал, как огрызок морковки. Такой рожи, пожалуй, мог испугаться и козлобородый.

В этот момент в комнату проскользнул Алька, взглянул на Яшку и даже поздороваться забыл.

– Ого! Неужели вчера?

– А когда же, – сморщился Яшка. – Болит сильно, черт…

– Я плечо ушиб… Яшк, кто же ходил в подвале?

Яшка открыл было рот, но в комнату вошла мать. Она увидела Яшкину рожу и ахнула.

– Яшустик, как это случилось?

– Упал, – хмуро сообщил Яшка.

– А может, ты не упал? Может, тебя какой-нибудь хулиган ударил?

Мать присела на стул, схватила Яшку за руки, поставила между колен. Она смотрела на Яшкин глаз и так сильно стонала, будто синяк нацепили не ему, а ей.

– Я упал…

Тогда она обратилась к Альке.

– Алик, скажи, милый, кто побил Яшустика? Скажи, ты ведь хороший мальчик. Я тебе за это что-то вкусное дам.

У нее было такое испуганное лицо и так печально она спрашивала, что Алька даже хихикнул: «Как с маленьким разговаривает».

– Я не знаю, тетя Лена. Да вы не переживайте. Это быстро пройдет – синяк-то!

Прибежал отец. Он был врачом, поэтому стал делать Яшке какие-то примочки на глаз.

А тетя Лена все охала.

– Ой, Янечка, больно глазик? Сильно? Аркаша, посмотри внимательно, вдруг глазик поврежден. Ты, Яшустик, хорошо им видишь?

Яшка страдал. Ему было невыносимо стыдно родительских нежностей, тем более, что в комнате торчал доктор Ватсон. «Всем разболтает, – думал он, угрюмо поглядывая то на мать с отцом, то на Альку. – Еще дразниться будут…»

– Ой, несчастье какое! И все у нас. Не жизнь, а горе, – говорила тетя Лена.

У Яшки лопнуло терпение, и он закричал:

– Ну что вы стонете и ахаете, словно я смертельно раненный! Синяк и синяк!

Наконец родители оставили Яшку в покое. Как только они вышли, Яшка взглянул на Альку.

– Ты смотри, про вчерашнее, да и вообще – ни гу-гу! Узнаю, что болтаешь – по морде надаю.

– Будь спокоен, Яшка, не разболтаю… Только интересно, кто же все-таки был в подвале?

– Кто-кто!.. Бандиты, вот кто!

– Так почему ты за милиционером не сбегал, как говорил?

– А ты почему не сбегал? – рассердился Яшка. – Как заяц паршивый, завизжал и умчался домой…

– Это ты завизжал, а не я!

– Нет ты! «Спаси-и-те!» Как дурак.

Ребята заспорили и чуть не подрались. Яшка первый опомнился.

– В общем, ладно, – миролюбиво заговорил он, решив, что сейчас не стоит обижать Альку. – Идем во двор, но смотри – молчок!

Ребята, как увидели Яшку, сразу обступили его и, изумленные, стали рассматривать радугу под глазом, кто-то спросил, где это он получил такую знатную гулю. Яшка многозначительно подмигнул и сказал:

– Было дело, коллега. Вчера. В подвале…

Больше Яшка ничего не говорил. Алька тоже молчал и как-то уж особенно загадочно всем подмигивал. Ребята понимали, что у Яшки с Алькой есть какая-то тайна. Но какая?

Котька Блинчиков прямо из кожи лез, чтобы загладить вчерашнюю вину. Он лебезил, заглядывал Яшке в лицо, но тот презрительно отворачивался от Котьки. Тогда Блинчиков стал усиленно предлагать Яшке то тыквенных семечек, то леденцов.

– Яша, мне-то скажешь? А?

Но Яшка и Алька молчали, словно каменные. Так никто и не проник в их тайну.

Андрюшка, конечно, знал, что скрывают злополучные «сыщики», но открывать секрет пока тоже не собирался: для этого у него были свои причины.