Ричард Бах - Хорьки-фермеры

Ее изготовили по специальному заказу, на стальном каркасе. Она выдержит с десяток таких пробегов без ремонта.

— Рондо, ребята! Готовимся к крупному плану! Тридцать минут!

Молчание. Никто не возражает.

— Что ж, — сказал Джоди, — вернем-ка ее на дорогу!

Лошадки потрусили вверх по склону; пустая карета тащилась следом, погромыхивая на кочках.

Через несколько шагов коренник снова ткнул Джоди носом.

— Что надумал, Рондо?

Конек тряхнул головой, словно говоря: «Если выпадет случай, может, потолкуешь с Хей-Джи? Скажешь насчет летучей мыши? Он наверняка согласится! Только представь: огромная белая летучая мышь, пожирательница лошадей! А иначе кто пойдет на такой фильм? "Что это за лошади такие, — скажут все, — что пугаются обычного письма?"».

Джоди похлопал его по холке.

— Я здесь такой же простой работник, как и ты, Рондо, — объяснил он. — Но я спрошу.

Позже Хорек Джемини, поглаживая свои черные усы, выслушал Джоди и кивнул. Хорошая идея. Да, так гораздо лучше.

В окончательном варианте «Хорьчихи Дульсимеры» упущенное письмо раздувалось на ветру и превращалось в бледную, как смерть, летучую мышь величиной чуть ли не с самого Рондо. Зрители из контрольной группы смотрели только на Хорьчиху Жасмину, и, когда их спросили об этой сцене, никто и не подумал обвинять лошадей в трусости.

Джоди смотрел на нее в свете свечи. Жасмина уже стряхнула суету и пыль рабочего дня. Шляпок она не носила: только прозрачный шарфик и медальон — серебряное сердечко.

— Знала бы ты, как я за тебя рад, Шайен, — выговорил он наконец. — Ты просто создана для этой работы. Я счастлив! Я горжусь тобой!

— Спасибо, Джоди. — Она улыбнулась сильному, широкоплечему хорьку, в которого превратился ее юный учитель верховой езды. — Хороший у нас сценарий, правда?

Он взглянул ей в глаза — темные и такие спокойные.

— Не в сценарии дело. Ты знаешь, что они плакали? Съемочная группа плакала вчера на просмотре! Они смотрели на тебя — и у них слезы на глаза наворачивались! Понимаешь? И это — съемочная группа!

— Джоди! Я занимаюсь тем, чем я мечтала заниматься. Иногда бывает трудно. Приходится платить свою цену, но...

Жасмина умолкла, как бы перейдя на мысленную речь — словно зная, что он может понять ее без слов. Понять, что она чувствует и чего ей не хватает.

Ему этого тоже не хватало. Он понимал, как ей грустно, но был не в силах ее утешить. Оставалось только снова заговорить.

— Хорошенький медальон.

Жасмина смахнула слезинку, молча благодаря его за перемену настроения.

— Хочешь посмотреть?

Она сняла медальон и положила на стол перед Джоди.

— Лучше не надо.

— Ну же, фермер! Не бойся! Он тебя не укусит. Открывай!

Он улыбнулся ей, коснулся застежки, и серебряное сердечко распахнулось. Внутри лежала голубая горная маргаритка. Джоди поднял голову:

— Я не забыл.

Но это тоже было опасно, и Жасмина снова подхватила нить разговора:

— Как «Кинохорьки»?

— Все так же стоят посреди Лапки, — ответил он. — Алексопулос тобой не хвастается, но, скажем так, и не скрывает, что Хорьчиха Жасмина когда-то продавала билеты в этой самой кассе и сидела на этом самом сиденье, и на этом тоже, и во-он на том... Он тебя любит, Шай.

— Я тоже его люблю. Я перед ним в долгу.

Почти не прикоснувшись к еде, они проговорили весь вечер. Они вспоминали те дни, когда оба были щенками и вместе ездили на прогулки. Жасмине так хотелось услышать, что в Собольем каньоне все осталось по-старому! По-прежнему целы их тайные полянки, и давние их друзья по-прежнему живы-здоровы.

— Расскажи мне, Джоди... Расскажи о самом важном, что с тобой произошло с тех пор... с тех пор, как мы тогда попрощались...

То была встреча с диким жеребцом. Джоди наткнулся на целый табун у пруда, и лошади вдруг поняли, что хорек не просто слушает их, а понимает почти все.

— Какой огромный у них был вожак! — Джоди покачал головой. — Шайен, я тебе клянусь: я их понимал. Не зря я подбирал ключики... Я и вправду понял их язык! Они говорят не словами, а... Я ехал за ними до самой Кнопки, через всю лощину от старой лачуги Скунса Джонни, и вдруг услышал, как этот здоровенный вожак говорит другим: «Наш друг-хорек думает, будто понимает, о чем мы говорим!»

Джоди отхлебнул горной воды.

— Потом он развернулся, обогнул меня слева, будто я тоже лошадь, и сказал: «Если этот малыш меня понимает, пускай войдет в воду по самый нос. Тогда мы ему покажем такое, чего не видел еще ни один хорек. Тогда мы все выстроимся в круг на берегу, а потом все вместе поклонимся ему — медленно-медленно. Но только если он войдет в воду по самый нос!»