Герман Матвеев - Новый сорт

— Зачем же, Валечка?

— А затем!.. Поменьше слов, побольше дела. Сказано, значит, надо выполнять. В любую минуту могут бандиты набег совершить. Вы думаете, что если большевики войну проиграли, на том и успокоились? Как бы не так! Они еще долго вредить будут. А тех, кто поумнее, уничтожат. Меня в первую голову. Запомните, мамаша. Если моя жизнь вам дорога, нельзя быть растяпой!

— Да что ты меня пугаешь, Валечка! Кто тебя посмеет тронуть?

— Тронут и вас не спросят. Вы бы лучше помогли сыну. С бабами болтаете целыми днями, могли бы узнать, кто из городских с партизанами связан. Были у вас такие разговоры?

— Нет. Не помню.

— А вы узнайте. Спросите одну, другую. У баб язык длинный, — проговорятся.

От испуга где-то в глубине души остался противный червячок, и Леденцов понял, что с этим червячком ему придется жить до самой смерти. Того, что сделано, не исправишь.

Секунда за секундой бежало время. Незаметно приближалась весна. С каждым днем всё длинней и толще вытягивались сосульки на карнизах. Дорога почернела. На южной стороне улиц высохли доски крылечек.

Немцы пытались наладить жизнь и создать видимость благополучия. Жители сопротивлялись. Зимой открылся клуб, кино, но туда никто не ходил, привозились газеты на русском языке, но они не читались. И только на базаре было оживленно: меняли нажитые раньше вещи на продукты. С большим опозданием начались занятия в школе. Учеников собрали под угрозой ареста родителей.

— Забьют вам голову немецкой трухой, — ворчал сердито дед. — Родной язык забудете. Зер да гут, да гутен морген.

— Не забудут, — возразила Анна Алексеевна. — Русскими родились, русскими и помрут.

— Дуракам нравится, — продолжал сердито старик. — Ах! Заграница… А послать бы его туда года на четыре-пять, узнал бы, какая она заграница. Другое бы запел. Конечно, свое привычно, ну дураки и не ценят. Тоска по родине — самая что ни на есть тяжелая тоска, — заключил дед.

Мать мыла посуду, поглядывая на занимавшихся за столом ребят. Семилинейная лампочка слабо освещала склонившиеся над книгой головы. Старик ходил по комнате, заложив руки за спину.

— Ты бы посидел. Ходит, как маятник. Мешаешь ребятам.

— Они не уроками занимаются. Кто с них спрашивать будет! — сказал тот, но послушался и сел к столу.

Неожиданно раздался осторожный стук в окно. Все вздрогнули.

— Слышали? — спросила мать.

— В крайнее окно постучали, — подтвердил дед. — Кто бы это мог быть в такую пору?

Он встал и направился в прихожую.

— В случае чего… — начал было он, но махнул рукой. — Ладно, бог не выдаст, свинья не съест.

Ребята последовали за ним и остановились в дверях.

— Кто там? — громко спросил дед.

За дверью послышался простуженный хриплый голос:

— Василий Лукич, открой погреться.

— А кто вы такие?

— Довоенные друзья. Садоводы.

В последнем слове узнал он знакомые интонации и открыл дверь. Вошли, двое с мешками, в полушубках и, несмотря на то, что днем на дорогах подтаивало, в валенках.

— Николай Павлович! Какими судьбами? — удивился дед.

Узнав любимого учителя, ребята ринулись в прихожую.

— Ага! Все живы, здоровы. Очень рад. Здравствуй, Ванюша! А это кто? Трубачов!

— Раздевайтесь. Проходите. Сейчас чайку сообразим, — захлопотал старик.

— Подожди, Василий Лукич. Сначала выясним… Бывает у тебя кто-нибудь из незванных?

— Заходили раза два за всю зиму, по особому случаю, а так нет… Кто это с вами? Вроде знакомый человек? В темноте не видно.

— Не признал, — усмехнувшись, спросил второй. — Сейчас на свету разглядишь.

Когда гости разделись и прошли в комнату, ребята ахнули. Николай Павлович, как и его спутник, обросли бородой, усами. Одеты были они так, что от обыкновенного крестьянина ничем не отличить.

— Николай Павлович! — воскликнул Ваня. — На кого вы похожи-то!

— Ну на кого? Говори, Ваня.

— На старого колхозника.

— Правильно. Профессию свою я переменил. Вот приехали на базар торговать.

— Узнал теперь? — спросил деда второй гость. — Нехорошо старых знакомых забывать.

— Никак не признаю, — смущенно сказал старик. — Вроде как знакомы по глазам… ну и голос тоже не впервые слышу…

— Это хорошо, что не узнал. Меня сейчас нельзя узнавать. В милиции приходилось раньше бывать?

От удивления дед хлопнул в ладоши.