Анатолий Алексин - Очень страшная история 2

— Но все-таки… родители будут очень обеспокоены…

— В зале суда они обеспокоятся куда больше. Так что пусть привыкают. Еще раз предупреждаю: никто, кроме вас, непосредственно обвиняемых, ничего знать не должен. Если ход следствия будет нарушен, возникнет дополнительный пункт обвинения!

«Преступление», «следствие», «обвинение». Да, эти близкие мне понятия я захотел вдруг от себя отдалить!

И все же его голос казался мне не то что хорошо знакомым или как бы родным… а просто похожим. На чей?!

— Мы вечером… вернемся домой? — пробормотал я так, будто уже находился на скамье подсудимых перед глазами судей и заседателей, которые называются «народными», потому что судят от имени всего народа. Хотя с народом они не советуются…

— Вы вернетесь домой, оставив нам подписку о невыезде.

— Откуда? Со станции Антимоновка?

— Не разводи антимонию! — Он захихикал, довольный своей шуткой. — Не прикидывайся дурачком. — Он, выходит, считал меня умным. — Подписку о невыезде из города, в котором вы проживаете… пока.

Перед словом «пока» он сделал паузу, похожую на непреодолимую пропасть. Это был единственный знак препинания, который он позволил себе. А вместо слова «живете» сказал «проживаете». Как детектив, я улавливал все эти профессиональные особенности.

— Спасибо, — зачем-то пролепетал я.

— Спасибо нам говорят пострадавшие, а не обвиняемые.

Обвиняемыми были мы. А кто — пострадавшим?

— Это… ошибка, — набрался смелости возразить я.

В ответ он, говоря литературным языком, раскатисто расхохотался. И смех его прогрохотал как гром над судьбами членов нашего литкружка.

— Что? Какая ошибка?! — заметалась по канцелярии Мура. И на всякий случай прикрыла дверь директорского кабинета.

— Он… то есть следователь… вызывает меня по поводу одного дела. Но мне оно кажется… ошибкой.

Я скрыл суть разговора, но в то же время ничего не наврал. «Это искусство: не врать и одновременно не говорить правду!» — поучал меня, помню, брат Костя. В этом случае я оказался учеником-отличником, хотя во всех остальных случаях им не был.

— Следователь хочет с тобой посоветоваться! — ликующе предположила Мура. — Наша юриспруденция, таким образом, признала твой детективный талант!

Она распахнула дверь директорского кабинета:

— Вы слышите: с Аликом Деткиным советуются профессиональные следователи! Я знала вундеркиндов-пианистов, вундеркиндов-скрипачей, вундеркиндов-математиков… Но следователь-вундеркинд? Этого еще не было.

Она просунула голову в кабинет. И, услышав какую-то директорскую фразу, восхищенно заострила свой внешний облик:

— Вот именно: вся школа может гордиться!

«Чем? — задал я с плохо скрываемой подавленностью вопрос самому себе. — Чем гордиться? Подписками о невыезде? Но мы же никого, мне помнится, не убивали! Неужели нам припишут чужое преступление… как в годы репрессий? Неужели и сейчас бывают нарушения законности? И неужели такое нарушение нарушит всю нашу жизнь?!»

О, как верна народная мудрость: от взлета под потолок до падения на скамью подсудимых расстояние короче гусиного носа. И даже воробьиного.

…На следующий день я собрал в бывшей кладовке, а ныне «Кладовой памяти» весь литературный кружок. Не пришел только Глеб, который после нашего возвращения домой вообще ни разу не появлялся.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, нас обвиняют в убийстве, — сообщил я.

— В каком убийстве? — с мужественной сдержанностью осведомилась Валя Миронова. Она никогда не совершала не только преступлений, но даже малейших нарушений. «Правила внутреннего распорядка» свято хранились в ее душе.

— Подробности пока неизвестны. Это какое-то недоразумение… Но звонил следователь. Мы все — и Глеб тоже — должны послезавтра, в воскресенье, явиться на станцию Антимоновка Антимоновского района. И более того — на ту самую «старую дачу».

— Но ведь мы никого не убивали, — сказал Принц Датский, который был силачом, но убийцей — никогда.

— Раз следователь требует, надо явиться. Всем шестерым! — с необычной для него смелостью заявил Покойник.

— Да… Без родителей и учителей, — подтвердил я. А потом добавил: — Без братьев и сестер.

Я так сказал, потому что мама и папа могли попросить старшего брата Костю защитить меня на «старой даче» (мало ли какое нарушение законности могло случиться!). Костя обязательно попытался бы захватить с собой и Нинель… Так ему удобней было бы меня защищать. У нее на глазах! Могла поехать и Наташина сестра, чтобы их общая мама-сердечница не волновалась.