Ричард Бах - Хорьки-детективы - Дело о Благородном Поступке

— Сэр, я не могу поверить... — Она силилась объяснить очевидное, в замешательстве оттого, что этот умнейший хорек не может понять: хорьки не воюют.

— Правила Этикета! — воскликнула сыщица. — Аведой Мерек, ведь это вы их разработали! Как же может случиться война... Что произошло с Правилами Этикета?

Философ долго смотрел на нее, прежде чем заговорить.

— Что за правила?

Если бы какой-нибудь клиент вошел в офис Хорьчихи Трилистник, он застал бы ее спящей в Кресле Нераскрытых Тайн. Нос прикрыт лапой, рядом на столике — античная ваза, завернутая в теплый платок из собольей шерсти. Любой вошедший, увидев эту картину, остановился бы и, стараясь не дышать, на цыпочках вышел бы вон, тихо прикрыв за собой дверь.

Однако сыщица не спала. Погруженная в события из отдаленного прошлого хорьков, она дышала часто, неровно и находилась в состоянии, близком к трансу.

— «Что за правила?!» — вскричала Трили. — Аведой Мерек, это вы их написали! Путь хорьков! Правда, вы написали эту книгу так давно, что некоторые хорьки забыли и о вашем существовании, и о вашей книге.

Философ слабо улыбнулся.

— Моя дорогая странная гостья, думаю, вы явились не по тому адресу. Путь хорьков — несколько заметок, ничего более. Идея, тропинка, которая могла бы быть выбрана, но для...

Аведой показал лапой на дыру в стене, за которой ночь пылала огнем:

— Слишком поздно. Об этом некому будет написать. Пусть всё это сочтут фантазией.

Трилистник не сдавалась.

— Но разве вы не сбиты с толку? — спросила она. — Разве вас не удивляет, что я явилась перед вами из воздуха, явилась вашим видением о будущем, которая почему-то знает каждую строчку ненаписанной вами книги. Эта книга, по-вашему, лишь плод игры вашего ума? Может быть, — хорьчиха помедлила в поиске нужных слов, — война разрушила вашу любознательность, и я вправду пришла не по адресу, а вы — другой Аведой Мерек?

— Будущее... — хорек-философ будто впервые произнес это слово. — Если вы — мое будущее, то... — Он с удивлением посмотрел на Трили, — эта война не станет концом света!

Трилистник почувствовала, что напряжение спало.

— В мое время, сэр, мы забыли вашу войну! В мое время войны непредставимы. Благодаря вам. «Путь хорьков» так глубоко вошел в нашу культуру, что мы не способны воевать. Вы не помните? «Для того, кто читает, любит и живет, "Путь хорьков" становится источником света, который облагораживает не только свой, но и другие, далекие миры!»

— Вы создали цивилизацию по книге, которой я не писал. Это не мои идеи, я их не знаю. Как могу я их распространять?

— Очень просто, — ответила Трилистник устало, — о них вам расскажу я!

Хорек, сидящий за столом, уставился на нее, ошеломленный парадоксом. Затем, в первый раз с тех пор, как ракеты стали падать на Ферру, Аведой Мерек рассмеялся.

— Разве вы забыли, сэр?

Хорьчиха Трилистник стояла у развороченной стены. Она знала, что все это видит во сне, и не боялась высоты.

— Вы сказали, сэр, что это — не законы, а Правила Этикета, по которым хорьки могут жить, если захотят. Вы показали эти Правила тем, кого вы любите, а затем всем остальным, и эти Правила, написанные для одного, стали основой новой цивилизации...

Аведой Мерек писал на клочке обугленной бумаги, на языке древней Ферры, и слова эти были эхом его собственных слов, прочитанных многими давно ушедшими поколениями.

— ...миллионов, — прошептал он.

Трилистник замолчала, наблюдая за ним. Состояние пишущего хорька было похоже на транс.

«...Эти Правила Этикета станут для вас и всех, кто придет после вас, законами. Они поднимут вас над раздорами и разрушениями — сейчас и навеки».

Аведой Мерек уже не думал о том, что слишком поздно, что нет надежды, что один хорек бессилен спасти разрушенную планету. Буквы летели из-под его лап, ложась на бумагу готовым текстом знаменитых Правил.

Любое мое действие, которое может причинить вред другим, я должен вначале испытать на себе.

Я обязан относиться с той же мерой уважения и доброты к равным мне, старшим и щенкам, с какой я отношусь к самому себе.

Я утверждаю, что все свободны жить, думать и веровать так, как они хотят. В той же мере свободен и я.

Каждый мой день будет прожит и каждый выбор сделан ради высшей истины.

Трилистник молчала, очарованная значимостью знакомых фраз. Эти правила до такой степени вошли в плоть и кровь ее племени, что многие считали их не декларацией норм поведения, а самой природой хорьков, закрепленной в генетическом коде. Теперь, слово за словом, они возникали из-под пера Аведоя Мерека.