Альберт Лиханов - Обман. Повести

Наконец Васька пробасил: «Тпрр-ру!» - и лошадь послушно стала, натруженно дыша.

- Васька! - потребовал я. - Теперь моя очередь!

Он усмехнулся, недоверчиво поглядел на меня, но кивнул.

Я взялся за скользкие ручки плуга, Васька чмокнул, и лошадь двинулась.

Лошадь сама тащила плуг, а я только должен был ровнять ряд, но это получалось нелегко.

- Налегай! - крикнул мне Васька. - Глубже паши!

Я послушно налег, прошел несколько метров и вдруг почувствовал, как налились тяжестью руки. Когда я вел лошадь под узду, идти было легко по твердому полю, теперь же я шел по паханой мягкой земле, ноги проваливались и деревенели. Пот застилал мне глаза, я уже не наваливался, чтобы борозда выходила глубже, я просто держался за плуг, а лошадь и Васька и эта железная штуковина с острым ножом тащили меня за собой, как на прицепе.

- Ну вот, - сказал Васька, останавливая коня.

Я с трудом разжал онемевшие руки и отшатнулся от плуга. В голове гулко стучала кровь, пот капал с подбородка. Я утерся рукавом, едва дыша.

Мне было стыдно за свою немощь. Я думал, Васька меня крепко обругает, но он неожиданно похвалил:

- Молодец, Кольча!

Мы поменялись местами и пошли дальше. Васькина похвала меня успокоила, приободрила. «Да нет, - подумал я, - не так уж и плохо для первого раза. Вот кабы я все время в деревне жил, выходило бы не хуже Васькиного».

Я посмотрел вокруг себя еще раз, мысленно обмерил поле. Ему, казалось, не было конца и края.

Лошадь стала, тяжело поводя боками, тетки подошли к нам.

- Ну, мужики, - сказала, посмеиваясь, худая, - уважили, спасибо. А теперь идите.

- Макарыч-то тебе задаст, - сказала Матвеевна, глядя на Ваську.

- Ну его! - пробубнил он, утирая пот.

Матвеевна чмокнула на лошадь, та нехотя двинулась вперед, а мы с Васькой пошли в деревню.

Дорога вела в гору, и понурая лошадь да две фигурки возле нее долго были видны нам.

Мы молча оборачивались, молча вглядывались в них и молча шли дальше…

- Николка, - прервал молчание Васька, - батя-то не пишет, когда вернется?

- Никак не отпускают, - ответил я.

- Отпустят! - вздохнул Васька. - Скоро всех солдат отпустят! - И усмехнулся: - Наших вон всех отпустили.

- Как? - удивился я. - Уже всех?

Но как-то странно сказал это Васька.

- А у нас и возвращаться-то всего шестерым пришлось, - ответил Васька. - Двое сразу в эмтээс подались. Один без ноги, милиционером работает. Дядю Терентия председателем выбрали. Да двое еще бригадирят.

- И все? - спросил я, не подумав.

- И все, - ответил Васька спокойно, но я уже вспомнил, как говорил вчера председатель про счет фашистам.

Я остановился.

- Шестеро? - спросил я испуганно. - А сколько же на войну уходило?

- Мужиков шестьдесят, - ответил Васька. - Это сразу, как войну объявили. Да потом еще парней забирали, кто подрастал. Душ семьдесят.

Мы остановились на вершине холма и в последний раз обернулись на двух теток и коня.

- Кабы хоть половина, - сказал задумчиво Васька.

Он вздохнул и резко отвернулся. Мы пошли торопливо, чуть не бегом.

- А вот ежели, - спросил, не глядя на меня, Васька, - отец бы твой не вернулся? Ну, погиб. А мать бы твоя нового отца привела?

- Как это - нового? - пожал я плечами. - Отец один, другого не бывает…

- Ну ладно, - перебил меня Васька, - снова бы замуж вышла! Не понимаешь, что ли? Чо бы ты делать стал?

Он говорил зло, раздраженно, и я удивился: что это с ним?

- Что делать, что делать? Не остался бы дома! Сбежал!

- Куда? - недоверчиво засмеялся Васька, будто это его касалось.

- В ремеслуху, например, - ответил я, - или в детдом. Соврал бы, что у меня никого нет.

- В детдом! - зло воскликнул Васька.

- Да ты чо ерунду-то мелешь? - удивился я. - Ежели да кабы, то во рту росли грибы!

- Это я так, - оказал он, криво усмехаясь, - вообще…

Чтоб сократить путь, Васька свернул с дороги, и мы пошли тропой через густо заросшее поле. Васька наклонился на ходу, сорвал что-то, остановился. В руках у него был стручок. Он размял его и высыпал на ладонь желтые горошины.

- Переспел уже, - сказал Васька, - а убирать некому, - и отправил горошины в рот, аппетитно зачавкав.

- Горох, что ли? - спросил я и, обрадовавшись, начал рвать стручки.

- Ты это чо, ты чо? - воскликнул Васька.

- Горох рву, - ответил я удивленно. - Не видишь?

- Нельзя же, дурень, - сказал он. - Горох колхозный, увидят, еще засудить могут.

- Засудить! - усмехнулся я. - Как это - засудить?

- А так, - ответил Васька нерешительно, - за хищение колхозного имущества. Ну да ладно, - сказал он, вздыхая, - только по одному карману наломаем, понял? По карману, не больше.