Сережа не дождется, когда закончатся «Новости». После этого станут крутить детектив, подряд две серии - это два часа, не меньше, и, может быть, если тетя Нина согласится, они успеют к ней сбегать… Делать нечего, он решил занять у нее. Надо только не говорить для чего.
«Новости» заканчиваются. Сережа поворачивает рубильник, лампы гаснут. Он идет в дикторскую. Тетя Нина сидит спиной к двери, держит в руках гитару.
- Садись, Сереженька, - говорит она ласково и тихо трогает струны. - Как дела? Все хорошо у тебя? С Андроном ладишь? Он забавный дядька, не правда ли? Этакий философ!
- Все хорошо, - отвечает Сережа, - с Андроном нормально…
Тетя Нина начинает играть, и Сережа вздрагивает. Мама! Это мама!
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная,
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда…
- А кто, - словно в полусне, спрашивает Сережа, - кто у вас эта звезда?
- Котька! - отвечает тетя Нина.
- А Олег Андреевич? - спрашивает он.
- И Олег Андреевич, - улыбается тетя Нина.
Сережа проглатывает комок, подступивший к горлу. Все как было. И даже ответы такие. Только мама тогда головой мотнула, когда он про отца спросил. «Нет, - ответила она, - только ты». Сереже ясно теперь, почему она головой мотнула, почему так ответила.
Воспоминания наваливаются на него, сгибают плечи. Что бы, интересно, сейчас сказала мама, думает он, что посоветовала? Ясно - рассчитаться с Никодимом и Литературой. Но как?
- Тетя Нина, - говорит Сережа, - одолжите триста рублей?
- У меня нет, - говорит она и удивляется: - Зачем тебе столько?
«И так неудобно, - думает он, - что делать - спрашивал наудачу, на всякий случай».
- Один долг надо вернуть обязательно, - говорит Сережа.
- Я бы дала, - говорит тетя Нина, - без всяких разговоров, но сейчас нет. Может, терпит месяц? Или давай я перезайму.
Ну нет! Что он, маленький! Сережа отнекивается, объясняет, что это вовсе не обязательно, что найдет сам.
Он выходит из дикторской. Остается одно. Понтя. К нему приехал дед генерал. Дед, наверное, богатый.
Сережа предупреждает Андрона, садится в троллейбус. Понтя дома, но генерала нет, только какой-то старик в шлепанцах на босу ногу и полосатой пижаме смотрит телевизор.
- Пантелеймоша! - говорит Сережа умоляющим голосом. - Попроси у своего генерала триста рублей. Во как нужно!
Понтя рассеянно оглядывается, потом шепчет:
- Зачем?
- Только не спрашивай, - говорит громко Сережа, - узнаешь потом! Ну попроси у генерала!
- Ты что думаешь! - вмешивается вдруг старик у телевизора. - Раз генерал, значит, миллионер?
- Нет, - объясняет горячо Сережа, - не миллионер, у нас они не водятся, но все же!
Старик качает головой. И тут только до Сережи доходит, что этот старик и есть генерал. У него в самом деле усы. И когда он покачал головой, усами нос погладил - точно так, как Понтя губой шевелил.
- Это вы и есть? - говорит рассеянно Сережа. Он пятится к двери, краснеет. - Тогда извините! - лопочет он.
Старик вскакивает с кресла, глаза его смеются, он забавно, как тараканище, шевелит усами.
- Ну а если, - говорит он, - я триста рублей найду, когда вернешь? Через неделю?
Сережа вспоминает Андрона. «Что-нибудь такое, - говорил он, - аморальное, но не совсем». Вот оно - не совсем аморальное, кивнуть, дать слово, а потом не вернуть.
- Ну через две, - говорит генерал, и Сережа видит Понтино лицо сбоку. Понтя радуется, подмигивает, мол, бери. Но через неделю Сережа не вернет. И даже через две. Может, через полгода.
- Нет, - говорит он, - спасибо. Через две - тоже.
- А мне к тому времени уезжать надо, - объясняет старик, - я ведь, знаешь, хоть и генерал, а пенсионер, - деньги на билет потребуются. На дорогу. Кое на какие покупки.
Сережа разглядывает доброго старика. Нет, он не может его подвести. И себя не может. Никак.
Сережа прощается с генералом и Понтей. Они жмут ему руку. Сережа выходит на улицу. Облегченно вздыхает.
Он улыбается. Ему нужны триста рублей, просто позарез нужны, но как здорово, что он не взял их у генерала. Ведь даже в зеркало сам на себя он не смог бы тогда глядеть.
Сережа едет домой. Бабушки нет. Куда-то ушла.
Он открывает шкаф, где хранится одежда, перебирает плечики с мамиными платьями.
Сердце обрывается.
Вот в этом платье мама приходила в больницу, когда Сереже исполнилось четырнадцать. В этом ходила, когда ждала маленького.
Продать мамины платья? Только не это! Даже лучше украсть.
Сережа припоминает: плосколицая злая буфетчица кладет деньги в ящичек, вделанный в прилавок.
Читать дальше