Михаил Коршунов - Подростки

— Запомни, — сказал Игорь, — СЛОК. Скоростной локомотив.

Аля посмотрела на него, растерянная.

— Это будущее.

— Чье будущее?

— Локомотив с реактивными двигателями.

— Но как ты попадешь на локомотив? — спросила Аля.

Игорь, как всегда, завладел разговором.

— Запас топлива на тысячу километров. В кабине самолетные приборы.

— Но как ты… — хотела повторить свой вопрос Аля.

— Я уже там. Лаборатория ходовых испытаний!

— А школа?

— Школа будет. Вечерняя. Я дал слово Борису Андреевичу. Слушай, это такой человек! Он руководит СЛОКом. За год окончу два класса.

— Неправда.

— Правда. — Игорь перестал тормошить Алю. Он был серьезен. И чем-то похож на брата. — Они знают про Тосю, — сказал Игорь, — поэтому взяли меня. Я дал слово. Первый раз в жизни я дал такое слово. Светлана Сергеевна меня отпускает. — Они сели на низенькую спортивную скамейку в коридоре. Сидели серьезные и молчаливые. — СЛОК — это ты и я. Мы вместе прицепим телегу к звезде! — сказал Игорь.

Нет, подумала Аля, все-таки не вместе. У нее собственный мир, в котором должна быть тишина и на земле и в небе. Алина телега будет тихо ехать по земле. И это навсегда, и когда-нибудь она скажет Игорю. Серьезно и окончательно. Пыталась говорить, да Игорь теперь не обращает внимания, грубо обрывает Алю: «Чего ты кочевряжишься». Странно, кажется, именно этого и добивается ее отец, чтобы Игорь и она не были вместе. А что же у мамы серьезно и окончательно? Она ведь там, где локомотивы…

Игорь ушел. Аля осталась.

Что людей объединяет, а что разъединяет? Вдруг потом начинает разъединять. Маму с отцом, Алю с Игорем. Аля испугалась — что же она… о чем… Значит, она такая же, как и ее отец? И любовь — вовсе не навсегда? Разве можно критиковать тех, кого любишь? Подлая, глупая, вот она кто! Предательство. А предательство — слабость, от которой сам потом погибаешь. Предательство в чувствах, в поступках, во всем… Погибаешь, и так тебе и надо! Но она никого не предает, не обманывает! А Игорь? Неужели это он ее предал? Нет, нет, никогда…

Пора было идти, начинались уроки.

Скудатин опять видит, как он, давно небритый, с воспаленными глазами на бледном, почти белом лице, поднимается на гребень насыпи. Под ногами хрустит мокрая щебенка.

Уже смеркалось, но он знал, что здесь его будет отчетливо видно. Ноги у него от холода и ледяной воды не слушались, и он поднимался на железнодорожную насыпь с трудом. Лоб и лицо были покрыты испариной, он часто и неглубоко дышал.

Сколько суток Виктор пробыл в лесу? Наедине со своим прошлым и настоящим? До сих пор не знает, не помнит. Находил себе какие-то оправдания и снова их терял, потому что знал — нет ему оправдания. Он упорно пытался загородиться прошлым от настоящего. Но себя обмануть не мог. Больше не мог.

Ирину он любил, себя презирал. Она была честней его. Так получалось. Она ничего не скрывала, говорила открыто: не идеализируй себя и окружающих, не отдавай другим то, что можешь взять сам, если хочешь что-то иметь — имей. Хочешь добиться меня — добейся. Вот моя цена. Бесчестным был он. Предал себя, свое дело, предал ребят, которыми гордился и которые гордились им. Леонид Павлович сказал ему это, и Виктор знал, что это правда, но не смирился, не уступил. Штукарь. Ловкач. Убийца! А началось с пустяков, шуточек: Ирина, смеясь, говорит ему — ты да я да мы с тобой… Любовная лодочка… Бирюзовый перстенек.

Он сделался ненавистен самому себе. Эта ненависть заставила его взбираться на железнодорожное полотно. Кто это будет? Какая локомотивная бригада? Безразлично. Он отъединен теперь от всех, никому больше не нужен, кроме тех, кто вынужден определять меру наказания таким, как он. Заниматься такими.

Над рельсами вдали огненно повис прожектор и две фары.

Виктор, собравшись с силами, пошел навстречу и начал размахивать рукой, круговые движения — требование экстренной остановки. Он не двигался сбоку от путей, шел посредине между рельсами. Виктор не боялся за себя, не боялся погибнуть и даже хотел этого. Одним разом, на том же самом месте, где и Тося…

Электровоз длинно предупредительно загудел. Человек размахивал рукой и закрывал собой путь.

Теперь Виктор стоял и ждал. Он обозначил собой рубеж остановки.

Еще длинный предупредительный сигнал. Сбавлена скорость.

Видел, как поезд начал торможение. Желтыми пунктирами расчертили воздух искры от тормозных колодок и бандажей. Тонкие струйки песка должны хлынуть под все колеса. Это был тяжелый грузовик. Хорошо, что не пассажирский. Хотя все равно.