Иван Щеголихин - Трое в машине

— Эх, Таня, — вздохнул Демин.

— А что?

— Не я придумал, ученые так считают: дурные средства уродуют самую хорошую цель.

— Из грязи чистым не выйдешь, — возразила она. — Хорошо со стороны судить. — И замолчала, насупилась.

— План, в общем-то, логичный, — попытался смягчить напряжение Демин. — Выходит, я помешал?

Она не ответила.

— Планы Жареного несколько изменились. Но вашим планам я мешать не хочу.

Она отвернулась. А Демин прислушался к багажнику — не задохнется ли там Жареный?

— Нам надо ехать, — сказал Демин. — Если у вас есть просьба, я постараюсь ее выполнить. Он ждал просьбы отпустить ее и ошибся.

— Отдайте наган, — сказала она.

Пришел черед помолчать Демину, призадуматься,

— Отдайте наган! — она подняла наконец голову, обернулась к нему. — И высадите меня в роще. Очень прошу!

— А что мне потом делать? Как прикажете себя чувствовать?

— Вы хороший, честный, вы должны жить.

— Нет, Таня, такая просьба невыполнима. Это не выход.

— Отдайте, прошу вас! — с жаром заговорила она. — Вы же все понимаете, вы умный, отдайте! Демин покачал головой.

— Нет, Таня, нет. Твердо.

— Вы такой справедливый, вы же понимаете, что только так, ну отдайте, ну что вам стоит...

Таким умоляющим голосом просила и так на него смотрела, что Демину стало муторно. Ну почему, почему она считает, что он только на такую помощь способен?

Навстречу пронеслась М-24, новая «Волга» в цветных лентах, как в вожжах, от капота до багажника, с распятой розовой куклой на радиаторе, белая фата за стеклом; за первой вторая «Волга» с лентами — свадьба. У кого-то веселье, счастье, а рядом с Деминым сидит молодая женщина и умоляет дать ей возможность покончить с собой. И поставил ее в такое безвыходное положение он, Демин. Своими стараниями, своими благими намерениями. Своей смелостью, своим мужеством, своей верой — всем.

— Нет, Таня, нет! — резко повторил Демин. — Я привезу вас в аэропорт, и вы полетите, куда решили. Другого выхода он не видел.

— Вы нарочно, нарочно! — с болью сказала она. — Вы специально, это прием ваш!

— Но я не знаю, как вам еще помочь! — Демин понемногу терял самообладание. — Не вижу другого выхода. Вы возьмете чемодан. И никто об этом не узнает. Даю вам слово. Вы верите мне?

Она не ответила, как будто не слышала, как оглушенная сидела, в столбняке.

Послышались удары сзади, Жареный давал о себе знать.

— Сейчас мы заедем на пост ГАИ, я сдам этого. И поедем в аэропорт, хорошо?

Она не слышала. Жареный что-то кричал, глухо и неразборчиво, едва слышно. Надо полагать, о гуманности.

— Решайте, Таня! — громче сказал Демин.

— Я уже все сказала... Сами решайте.

Демину хотелось от досады выругаться, хотелось схватить ее за плечи и затрясти изо всей силы, чтобы она пришла в себя, очнулась, хоть что-нибудь да придумала.

Включил передачу, нажал газ, поехали.

Молчали.

Пусть будет что будет, хоть что! — а он ее не станет задерживать. И совесть его чиста. Он не признается. Ни Шупте, ни Дулатову. Посчитать бы, сколько нарушений закона он допустил сегодня. Из-за нее. Ради нее. Но он не станет считать. Он сын учителя и сам учитель. Природный дар, как сказал Дулатов, — преподавать. Он преподаст сегодня еще один урок. Преступного великодушия. А Жареный промолчит. И про нее и про чемодан. Он знает, чем это пахнет — вор у вора украл. Его придушат свои же при первом случае.

Гудел мотор, свистел ветер, Демин спешил, боясь растерять решимость. О чем она думала, на что надеялась в эти минуты? «Решайте сами» — и все. Никакой воли, самостоятельности, ни слова больше. В его власти — ее судьба, изломанная, исковерканная. Если он сдаст ее сегодня вместе с Жареным, это будет предательством. По меньшей мере. Хотя ведь он не давал никаких обещаний на этот счет. Как будто за него кто-то давным-давно решил — спаси ее и помилуй.

Он не мог быть следователем. По складу своей натуры.

Пронеслись мимо рощи, она проводила ее взглядом, а Демин только головой покрутил — ну надо же! Захлестнуло ее на одном варианте — и ни с места.

А вот и пост ГАИ, будка и возле нее два желтых мотоцикла. Демин свернул туда, проехал в непростительной близости к мотоциклам и сдал задом почти к самому входу в будку. Вышел. Ноги затекли и еле держали.

На одном мотоцикле, потрескивая, шуршала рация, на другом сидел боком, как на скамеечке, смуглый лейтенант с жезлом в руке. Сидел он и накалялся: совсем охамел частник, чуть не по сапогам проехал! Увидев Демина в двух шагах, лейтенант привстал в заметной растерянности, будто на него шел чумной. Он не отрывал взгляда от живота Демина, и тот вспомнил про наган за поясом.