Валентина Осеева - Динка

Долго идут по кривым уличкам и переулкам капитан с Ленькой, а города все не видно.

— Вон город! Там улицы красивые, просторные… Магазины, лавки… Татары прямо на улицах коврами торгуют, тюбетейки, чувяки продают… А на выставке всего много! — говорит капитан.

«Мне, самое главное, сапожки…» — оглядываясь, думает Ленька.

Они проходят мимо большой, красивой церкви. На паперти сидят нищие. Из широко раскрытых резных дверей слышен однообразный певучий голос попа.

Капитан замедляет шаги.

— Ты богу молишься? — спрашивает он Леньку.

— Нет, — усмехается Ленька. — Не молюсь.

— Что ж так? — удивляется капитан.

— Разочаровался я в боге. Два раза просил его заступиться, и оба раза надул он меня, — серьезно говорит Ленька и машет рукой: — Бог с ним, с этим богом!

— О чем же ты просил его? — с улыбкой спрашивает капитан.

— Да один раз послал меня хозяин за хлебом и три копейки дал. А я, уж не знаю как, обронил эти три копейки. Ну, думаю, запорет меня злодей… Искал, искал — нету… А тут церковь, народ молится… Бросился я туда; бился, бился головой об пол, плакал, просил: «Господи, подкинь мне мои три копейки либо защити меня от хозяина…» — Ленька грустно усмехнулся и махнул рукой: — Два дня после этого без памяти лежал от побоев…

Капитан внимательно и серьезно глядел на тонкое, бледное лицо мальчика, на лучистые серые глаза с глубоким, недетским выражением…

— Бог — это наша совесть, Леня, — сказал он, помолчав. — У каждого человека свой бог.

Они вышли на главную улицу. Здесь бойко цокали по мостовой экипажи, звенели конки… Встречалось много нарядной публики, между ними важно шествовали богатые татары в пестрых длинных халатах, в расшитых цветной шерстью тюбетейках… Около входа на выставку толпился народ. Капитан взял два билета, и они прошли на главную аллею; от нее шли еще аллеи. Между ними огромная клумба с цветами. Цветочки были всех сортов, но очень маленькие, кукольные; они густо синели, краснели, розовели в поблекшей, но все еще густой бархатной траве. На дощечке было написано: «Американский газон. За топтание штраф!»

«Сорвать бы Макаке… Не видала она еще таких-то…» — подумал Ленька, но сорвать не посмел.

Они прошли с капитаном мимо богатых лавок. В одной торговали яркими, расшитыми цветной шерстью коврами; ковры были раскинуты прямо на траве; в другой Ленька увидел, как из зерен какао делают шоколад… Шоколаду было много; среди плиток, уложенных на громадный противень, были белые, зеленые и розовые шоколадины.

«Не едала еще Макака таких-то, — сжимая в кармане свой рубль, подумал Ленька. — Вот куплю сапожки, тогда уж что останется…»

Рубль казался Леньке несметным богатством. Он зорко глядел по сторонам, не висят ли, не стоят ли где красные сапожки со светлыми подковками… Эх, обегать бы живо-два всю выставку, да капитан идет рядом…

Прошли еще аллею. Широкие, усыпанные песком дорожки были тщательно подметены, только кое-где стояли непросохшие лужицы, но день был хороший, солнечный.

— Последний день выставки, — сказал капитан. — Завтра закроется…

Ленька беспокойно забегал глазами по раскинутым палаткам, рундукам и лавкам. Около одной, прямо на земле, лежала толстая кошма, люди сидели на высоких подушках и пили чай из круглых цветных пиал. Тут же продавались восточные сладости: халва, кишмиш и сваренные в сахаре золотистые орехи… Капитан купил пакетик засахаренных орехов, разделил их пополам с Ленькой и сунул свою долю в карман. Ленька осторожно взял в рот один орех, остальные тоже спрятал.

У лавки с глиняной расписной посудой стояли долго… Ленька соскучился глядеть на чашки, миски и кувшины, искусно раскрашенные и отполированные, словно покрытые лаком.

В глубине аллеи толпился народ… Капитан и Ленька подошли ближе.

— «Король и королева с Малайских островов», — громко прочел капитан наверху балагана.

За железной решеткой на деревянном возвышении сидел высокий курчавый негр. Черное тело его, натертое маслом, лоснилось, на жестких волосах торчали во все стороны цветные перья, сквозь нижнюю губу было продето медное кольцо, на шее брякали бусы, пальцы на руках были унизаны дешевыми кольцами… Рядом с ним сидела такая же пестрая, разукрашенная цветными бусами и лентами черная королева. Костюмы обоих состояли только из коротких юбочек; на женщине был еще красный, расшитый блестками лифчик…

Черные лица короля и королевы блестели от пота, белки черных глаз медленно поворачивались то вправо, то влево, по тихому звону колокольчика толстые красные губы обоих раздвигались, обнажая блестящие белые зубы… К решетке липла гогочущая толпа, протянутые руки бросали неграм куски сахара, бублики и дешевые побрякушки…