Валентина Осеева - Динка

— Да хватит тебе! Прокиснет жир-то! — шутит она, стоя над Динкой с полной ложкой. — Хватит, говорю! Непутевая! Динка вскакивает на стул:

— Давай сюда ложку!

— Куда… куда… расплескаешь! — кричит Лина.

Но Динка уже подносит ложку ко рту, громко декламируя:

..И в самой петле улыбался…

На лице ее приятная Катина улыбка, глаза полузакрыты.

— Катя, Катя! — кричит Алина и, хлопая в ладоши, хохочет.

Мышка взвизгивает от удовольствия.

— Батюшки! Вылитая Катя! — всплескивает руками Лина. — Ах ты актриса! Тебе ж в балаган идтить, народ забавлять! — и, расчувствовавшись, прижимает к груди расшалившуюся любимицу. — Головочка ты моя бедовая! Был БЫ отец дома, снял бы поясочек ременный да поучил тебя уму-разуму А то и заняться тобой некому. У Кати у самой еще дурь в голове сидит, мать — андел небесный, доброты неописуемой. Сиротиночки вы мои горькие… — разжалобивая себя до слез, причитает Лина.

Но взволнованный голос старшей девочки мгновенно приводит ее в себя:

— Что ты, Лина! Мы вовсе не сиротки. И папа никогда не побил бы Динку. Ты не говори так. — Губы Алины вздрагивают. — Не говори так, Лина…

Мышка с испугом смотрит на старшую сестру, Лина тоже пугается.

— Ладно, ладно! Не нервничай только, господь с тобой. Я ведь любя сказала, жалеючи… Вот кушайте суп-то. Совсем простыл небось. И куда это они обе запропали? Протошнилась — и иди, чего там еще делать-то…

С опаской поглядывая на притихших детей, Лина торопится уйти. Если старшенькая разнервничается, ей сильно попадет от «андела». Алина помнит и любит отца, она вместе с мамой читает его редкие письма, беспокоится за него и ждет. Ждет безнадежно, потому что знает, что он не может приехать, что его разыскивает полиция… Алина никогда не забывает, что, уезжая, отец просил ее помогать маме воспитывать младших cecтep, считая себя взрослой, она называет их, как мама, «дети», занимается с ними, делает им замечания и нередко вмешивается в распоряжения взрослых.

Один раз Мышка тихим шепотком пыталась рассказать Динке, что когда они жили на элеваторе, а папу уже искала полиция, то по улицам ходили какие-то люди с иконами, они пели «Боже, царя храни», а потом как-то ночью напали на их дом.

«На наш дом?» — удивлялась Динка.

«Ну да. Это их научила полиция, чтобы поймать папу. — Мышка зябко поводила плечами и ближе придвигалась к сестре. — Только ты никому не говори, что я тебе рассказала. Но это было так страшно… Они разбили все окна, и даже в комнате упал большой камень… Ты, наверное, спала тогда, а меня тоже завернули в одеяло. А Алина так плакала… А потом прибежали папа и все элеваторские рабочие. Нас вынесли через сад. А был такой мороз… Папа сам нес Алину, а меня Малайка».

«А меня?» — с испугом спрашивала Динка: она боялась, что вдруг ее забыли в этом страшном доме.

«Тебя тоже кто-то нес… Кажется, Лина… Мы потом сели в какие-то сани, а Алина все боялась за папу, потому что кругом наехали казаки и полиция…»

«А папа уехал с нами?»

«Конечно. И Никич… Такие большие сани, знаешь… Дядя Лека сам правил, как кучер. Лошади как дернули сразу… А нас накрыли тулупом, и мы куда-то все мчались, мчались…

А потом у Алины стала болеть голова, и доктор сказал, что ей нельзя плакать. Понимаешь?»

Динка плохо понимала, от слез у нее никогда не болела голова, поэтому из рассказа Мышки она вынесла единственное убеждение, что старшая сестра неженка и что лучше с ней не связываться, потому что можно нажить себе большие неприятности.

Но сейчас она украдкой взглядывает в большие растревоженные глаза сестры; она в первый раз так внимательно всматривается в эти глаза.

— Пойдем за мамой, Динка! — испуганным голоском предлагает Мышка.

Но Динке не хочется бежать, какое-то новое чувство побеждает в ней страх. Она нерешительно сползает со стула и подходит к старшей сестре.

— Алина… — робко говорит она, протискиваясь между стульями и кладя свою лохматую голову на край стола. — Алиночка, ты моя… родненькая…

Алина порывисто прижимается губами к ее щеке и взволнованно шепчет:

— Мы не сиротки… у нас есть папа… Он вернется.

Мышка тянется к обеим сестрам, ей тоже хочется обнять Алину.

Но Алина уже справилась со своим волнением и замечает непорядок:

— Сядьте… Сядьте за стол, дети. Вон идет мама. Мама и свежеумытая Катя, смеясь, входят в комнату. Глядя на их веселые лица, Алина начинает улыбаться. Динка и Мышка поспешно усаживаются на свои стулья.

— Ну, давайте наконец обедать! Суп уже чуть тёплый, — озабоченно говорит мать, поднимая крышку супницы. — А где же дедушка Никич? — спрашивает она. Разве он еще не приехал?