Геннадий Михасенко - Кандаурские мальчишки

Мы закричали. Из маслозавода выскочили девки, заохали:

— Ой, ведь укокошит мальчонку!..

— Вот до чего игра доводит…

— Не играл он! — кричали мы. — Он по правде.

— Всё равно, у вас и правда шальная… Ох, матушки мои, что это там? Никак, убился.

Из подворотни выскочила собака и кинулась быку наперерез, тот испугался и круто свернул в чей-то двор. Верхней перекладиной ворот Петьку сбило с бычьей спины, чисто состругнуло. Он остался неподвижно лежать в пыли у плетня. Пока мы подбегали, он сел, держа руками окровавленную голову. Кожа выше лба раздвоилась, как губы.

— Я всё равно… его… объезжу, — прошептал он сквозь слёзы.

Петька больше недели лежал в больнице. За это время в колхозе побывала какая-то комиссия. Оказалось, что у наших соседей, в другом колхозе, нету порядочного быка, а у нас их три. Как там сделали — неизвестно, только после этого в «машинное» отделение ввели кобылу.

И к лучшему, иначе б тот дьявол доконал Петьку.

Да, Петька любил ошарашивать!

Пока ребятишки смеялись над его угрозой: «Бац — и каюк!» — и пока Колька, усевшись на землю, усердно, как девчонка кукол, пеленал свои ноги цветастыми тряпками, я искоса поглядывал на крыльцо Кожиных. Ждал и тревожился: неужели спят ещё? Я говорил как можно громче и даже ни с того ни с сего свистнул, может, резанёт им по ушам, но — нет.

— Ну, айдате, хватит беситься, — перешёл к делу Шурка.

Уходить было нельзя.

— Э, погодите, надо ж огурцов нарвать, — вспомнил я.

— Дуй живо, по-военному, — заметил Петька.

Но я не спешил. Осмотрел капустные вилки, вернее, листья, начинавшие свёртываться в вилки, провёл рукой по мягкой податливой ботве моркови, сорвал несколько перьев лука и тогда только зашарил по огуречным гнёздам. Тяни не тяни, а час между грядок не пробудешь.

Когда я накидывал верёвочную восьмёрку, привязанную к плетню на кол калитки, послышался знакомый скрип дверей. Я оглянулся. На крыльце, в одних трусах, худой, как общипанный рябчик, стоял Витька и растерянно, даже испуганно, смотрел то на меня, то на притихшую троицу.

Никто ни звука.

Я понимал, что тут мне нужно действовать, но как?.. Спасительная мысль явилась! Я выхватил из-за пазухи «Синдбада-морехода» и помахал им говоря:

— С собой берём. Можно?

— Конечно, — без раздумий ответил Витька, а взгляд опять — скок-скок — неуверенно-вопрошающий.

Я осмелел:

— Ты, может, с нами пойдёшь?

— Так я в трусах.

— А ты оденься. Штаны натяни, сапоги, если есть, ну и всё остальное, — шагнув к жердевой перегородке, пояснил я, как будто Витька был дикарём, никогда не видевшим никакой одежды.

— Есть! Всё есть! — торопливо, для верности махнув рукой, сказал он и, глянув на моих друзей, тише спросил: — А где мне вас искать?

— Мы подождём, только быстро.

— Я мигом! — И он исчез в избе.

Ребята недоуменно уставились на меня.

— А если он заблудится, кто будет отвечать? — заносчиво спросил Колька.

— Мы! — ответил я. — И ты в том числе!.. Подумаешь, храбрец вояка нашёлся! Где это он заблудится, в трёх талинах, что ли? — рассердился я.

— Ладно вам! — пристрожил Шурка.

А Петька заметил:

— Видели, какие у него ручки? Былинки! Такой в армии сразу пропадёт!

— А с чего бы им раздуться, рукам-то? Ни коров, ни свиней не держали, навоз не чистили, сено не возили! Дрова колоть — нанимают! Огород копать — нанимают! Неужели все городские такие? — с удивлением рассудил Шурка. — А это хорошо, что ты книжку взял! Я Нюське сулил пересказать, что вычитаем.

Петька Лейтенант склонил огуречную физиономию над моим плечом.

— Должно, сказка?

— Должно, — ответил я. — Вишь, какие волны взбеленились, а этот за мачту ухватился.

Сунулся и Колька, оттянув книжку книзу.

— На наш Кандаур небось две-три такие волны — и с головой.

Скрипучая дверь стремительно откинулась, и на крыльцо шагнул Витька, в серых брюках до пяток, в ботинках и в белой рубахе.

— Значит, пасти? — проговорил вдруг Петька.

Витька замер на приступке.

— Пасти…

— Ладно, попасём. — Ребята повернулись и неторопливо двинулись к скотному.

Я кивнул Витьке:

— Айда.

Я шёл на полшага впереди, скользя взглядом по земле, видел только Витькины шныряющие ботинки, носки которых черно сверкали, будто смазанные гусиным салом. Чувствовал, что и Витька смотрит в землю.

Колька изредка оглядывался, перекидывая ружьё с плеча на плечо, и что-то говорил Шурке.