Фрэнсис Бернетт: Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)

Сама писательница так вспоминает о рождении замысла этой книги:

«Вивьен был таким патриотом, таким пылким юным американцем; он был так увлечен предстоящими президентскими выборами; его соображения были так интересны! Я начала, помимо всего прочего, думать о том, как он, весь раскрасневшись и с самым увлеченным видом стал бы делиться этими соображениями с консервативными англичанами…

Поначалу это была всего лишь мимолетная фантазия, но в один прекрасный день я подумала: я напишу о нем книгу. Пусть он попадет в совершенно новое для себя окружение — посмотрим, как он поведет себя.

Но как же свести маленького американца и английского аристократа, раздражительного, консервативного, неприятного? Он должен с ним жить, беседовать с ним, раскрыть перед ним свой наивный врожденный демократизм. Лучше всего, если это будет ребенок, живший в очень простых условиях. Эврика! Я сделаю его сыном младшего сына, расставшегося со своим суровым отцом-аристократом из-за того, что он женился на бедной и красивой американке. Отец мальчика умирает, его старшие братья умирают, мальчик становится наследником титула. Как это его удивит! Да, решено, и Вивьен станет этим героем — Вивьен с его вьющимися волосами и его глазами, с дружелюбным и добрым сердцем. Маленький лорд Такой-то… Какое хорошее название! Маленький лорд… Маленький лорд… Как же его назвать? Через день он стал маленьким лордом Фаунтлероем. Такую повесть легко писать. Частично она разворачивалась перед моими глазами».

Это было время, когда англо-американская или американо-английская тема вызывала всеобщий интерес по обе стороны океана. В известном смысле Бернетт разрабатывала ту же тему, что и ее великий друг Генри Джеймс, только, разумеется, на совсем другом материале и уровне.

Маленький республиканец, попадающий в консервативную старую Англию, — это своеобразный «дикарь», «разведчик», «скаут», глядящий на старый мир свежим детским взором. Все ему внове, непонятно — испытанный прием «остранения» позволяет многое сказать автору, многому вынести осуждение или даже приговор. Вместе с тем все его недоумения и ошибки так умилительны, так естественны и смешны!

Вспомним хотя бы сцену, когда Седрик, впервые проснувшись в спальне замка, знакомится со своей няней. Он не знает, что в старых домах английской аристократии прислугу принято звать по фамилии, и вежливо осведомляется: «Мисс Доусон или миссис Доусон?», чем вызывает улыбку не только своей нянюшки, но и читателей. Но это не насмешливая улыбка: маленький демократ пробуждает лучшие чувства в сердцах своих читателей. Не случайно слуги, — эти самые суровые и нелицеприятные судьи своих господ! — не колеблясь, объявляют Седрика настоящим джентльменом.

Здесь не место рассматривать эволюцию этого понятия, столь важного для понимания психологии англичан. Заметим только, что к концу XIX века произошел решительный сдвиг его в сторону сугубо нравственных, моральных оценок. Позиция Бернетт перекликается с позицией таких весьма различных писателей, как Дж.-Б. Шоу, Дж.-М. Барри, Ф.-М. Форд, позже У.-С. Моэм…

«Основной секрет не в том, — писал Дж.-Б. Шоу, — плохие у тебя манеры или хорошие и есть ли они у тебя вообще, а в том, чтобы иметь одну и ту же манеру по отношению к любой человеческой душе».

И Седрик, с одинаковой гордостью представляющий гостям своего деда, графа Доринкорта, и своего друга, бакалейщика мистера Хоббса, Седрик, пекущийся о бедняках, Седрик, который, теряя титул и наследство, думает лишь о том, будет ли дед по-прежнему любить его, безусловно выступает в книге Бернетт как идеал нравственного поведения, как настоящий джентльмен в этом новом, изменившемся смысле слова.

Конечно, как проницательно заметил один критик, Бернетт удалось совместить в своей повести несовместимое: ее герой — юный республиканец и в то же время несомненный аристократ, наследник титула и поместья. В результате ее американские читатели получили возможность и насладиться жизнью в старинном английском имении, ничуть не поступаясь своими принципами, и сохранить чувство превосходства, присущее сторонникам демократического правления. В этом критик видит еще одну причину популярности книги Бернетт, с чем, пожалуй, спорить трудно.

Фрэнсис Ходгсон Бернетт, как мы уже видели, нередко сравнивают с Диккенсом. При всем несходстве масштабов и характеров их дарований это не лишено известных оснований. Симпатии к бедным и сирым, доброта, юмор — эти черты несомненно сближают двух писателей.