Пруденс Эндрью - Прощай, крысуля!

Мистер Пилетто повел Луи в глубь магазина. Здесь было полно машин.

— Это моя пекарня, — сказал он.

Пекарня? Больше похоже на цех. Луи увидел огромный винтовой пропеллер, множество труб и нечто такое, что напоминало печные двери.

— Это тестомеситель, — пояснил мистер Пилетто, потом показал на пропеллер и сказал: — А это гильотина.

— Но ведь гильотиной отрубают головы, — удивился Луи.

— Нет-нет. Это чтобы резать тесто, — сказал мистер Пилетто.

Он включил аппарат. Сверкнуло лезвие. Луи обрадовался, увидев специальное устройство для защиты рук.

— Хлебная печь. Печь для тортов. Печь для пая. Сможешь поднять сто фунтов?

— Конечно, мистер Пилетто.

— Работать начинаем в шесть утра.

В шесть утра? Значит, придется вставать в половине пятого и быть в постели в девять, иначе не встанешь. Ложиться в девять!

— Это машина для раскатывания теста. Род Пилетто уже сто лет занимается пекарным делом. Ничего себе, а?

Мистер Пилетто обожал свою пекарню. Он ласково поглаживал огромные, до блеска отмытые столы. Луи подумал, как приятно будет работать у человека, который гордится своим делом.

— Скажите, а это мужская работа? — спросил он с некоторым волнением.

— Все пекари — мужчины, — сказал мистер Пилетто. — Ну-ка, покажи руки.

Луи тщательно вымыл руки и ногти щеткой, прежде чем прийти сюда.

— Силенка есть?

Луи напряг мышцы.

Он принял решение. Он возьмет эту работу. Он нарушит данное Майку обещание, а потом все ему объяснит. Конечно, это был страшный поступок. Тем более страшный, что Майк из-за него отказался от работы у «Сагморса». Но выхода не было. Не устроятся они вместе. Луи было не по себе от мысли, что его кто-нибудь заподозрит в нежелании работать. Будто он такой же, как его пьянчужка отец. Но если он бы сперва пошел, чтобы поговорить с Майком, эта работа могла уйти из-под носа.

— Я буду рад работать у вас, мистер Пилетто, — сказал он.

— Я дам тебе знать, — откликнулся мистер Пилетто.

— Как это?

— До тебя сюда приходили трое. Мне надо решить. Я тебе дам знать.

Значит, Пилетто вежливо избавляется от него. Луи не сомневался в этом. Поступил, как предатель, и все без толку.

Вывеска гласила: «Информационный центр». В витрине были выставлены фотографии, изображавшие молодых людей в военной форме. Тони в нерешительности стоял на противоположной стороне улицы. Он был просто в отчаянии. Мать запилила его до-смерти, требуя, чтобы он искал работу в какой-нибудь фирме. Несмотря на все старания, голубь сдох. Он мечтал о щенке, но держать животных в их доме запрещалось. Мать не разрешала ему искать то, что она называла «черной работой». Для этого надо было носить спецовку, толкать тачки и всякое такое. Беда была в том, что Тони не считал себя пригодным для чего-нибудь получше, чем возить тачки. Но заниматься этим ему не хотелось. Ему хотелось… он сам не знал чего.

— Ты будешь заниматься приличной, чистой, достойной уважения работой, — повторила мать в сотый раз.

Тони закричал:

— Если ты не перестанешь пилить меня, я сбегу!

И он сбежал. Правда, недалеко. Только до Бридж-стрит. Но он был полон решимости убежать совсем далеко.

«ВЕРБОВОЧНЫЙ ПУНКТ». Вот то, что он искал. Он пойдет во флот. Моряки уплывали далеко-далеко. Когда он вернется домой в отпуск, на нем не будет спецовки. Он будет в синей форме. Если он пойдет во флот, мать наконец перестанет его пилить.

Тони вошел.

— К твоим услугам, парень, — сказал сидевший за письменным столом крупный блондин в серовато-синей форме. На его рукаве были нашиты три У-образные лычки, словно летящие чайки.

— Хочу записаться, — сказал Тони.

— Я — сержант Эндрюз, — сказал блондин. — Садись, пожалуйста.

Тони сел на металлический стул с холщовым сиденьем.

— Ну, парень, доложи о себе.

— Хочу завербоваться, — повторил Тони.

Ничего больше он придумать не мог. Не говорить же о матери, о Додзуэлле и Амберлей, о червях и голубе.

— Дело не пойдет, коли не расскажешь о себе, — сказал сержант Эндрюз. — Как-никак, ты принимаешь важное решение. Впрочем, все не так быстро делается. В частности, надо будет поговорить с родителями.

— Ради бога, ей не говорите! — взмолился Тони.

— Кому — ей?

— Матери. Она будет против. Она хочет, чтобы я служил в конторе.

— Ну, докладывай.

Но Тони молчал.

Сержант Эндрюз — чужой. Взрослый. Он не поймет. Себя Тони не считал взрослым.

Несколько минут прошло в молчании. Потом сержант достал лист бумаги.