Лев Кассиль - Великое противостояние

— «Марс»!.. «Марс»!.. Я — «Земля»!.. «Марс»! Я — «Земля»… Я — «Земля»…

Я прихожу в себя, но мне кажется, что тяжелый сон этой ночи продолжается. И вдруг я вспоминаю, вспоминаю все… Нет, это не сон. Это действительно было: и мечущиеся факелы, и длинный немец с пистолетом, и бесконечный лес, и разрывы, и все то, что я узнала от старого Курбана на сверкавшей под луной поляне.

— «Марс»!.. Я — «Земля»!.. Отвечайте, отвечайте!..

В землянке, освещенной трофейной коптилкой, сидят на корточках у аппарата два командира. И радист каждые две-три минуты усталым, однообразным голосом твердит в микрофон:

— «Марс», отвечайте!.. Отвечайте, «Марс»! Я — «Земля»!.. Я — «Земля»!.. Перехожу на прием, прием!

Но «Марс» не отвечает. Всю ночь нет связи с «Марсом». Последняя весть, что пришла оттуда, — это было сообщение, что немцы готовятся взорвать плотину и шлюз. Так передал с «Марса» из-за спины немцев Роман Каштан. И тогда ударила на Кореваново, отрезая немецкие штабы от саперов, минировавших плотину, конница генерала Павлихина.

— «Марс»!.. Отвечайте… «Марс»! Я — «Земля»… Отвечайте…

Но молчит «Марс». Значит, и Ромка, веселый, никогда не унывающий, бесстрашный Ромка, все умеющий сдобрить шуткой, погиб в эту ночь? Он был за спиной у немцев со своей радиостанцией, вызвал к вечеру огонь, он дал указания артиллерии, чтобы били вдоль водохранилища. А сам остался там, чтобы направлять огонь. Остался в самом пекле, в огненном фокусе этой неумолчно гремящей декабрьской ночи, смысл которой станет для нас ясным позднее.

Я все время впадаю в забытье. Голова у меня налита болью. Я трогаю ее, и пальцы нащупывают бинт перевязки. Погодите, что это было?.. Это еще когда наша артиллерия накрыла немцев и снаряд ударил во двор Кореванова…

— Лежите, лежите спокойно, девушка, — говорит женщина в белом халате поверх тулупчика и что-то делает с моей головой.

А из угла по-прежнему доносится:

— «Марс»! Вызываю «Марс»… «Марс», отвечайте… Я — «Земля»… Я — «Земля»!.. Перехожу на прием… Прррием, прррием!..

Скорей бы кончилась эта ночь, скорей бы все это кончилось! Но тянется ночь. Идет и долго еще будет идти война.

А на противоположной скамейке у другой стены землянки кто-то неспешно и тихо полусонным голосом рассказывает солдатскую легенду, может быть сегодня только сложенную бойцами под Москвой:

— Ну, значит, видит этот генерал, что не сдержать ему немцев, звонит по прямому проводу в Москву. «Так, мол, и так. Несу большие потери. Не могу больше сдержать, прорывается немец по шоссе». А из Москвы говорят: «Подержитесь, лично вас просим, еще сутки. Сутки еще выиграть надо. Тут у нас за эти сутки так все образуется, что будет вам завтра, безусловно, подмога. Но сегодняшний день сами держитесь». Дерется наш генерал эти сутки, держит рубеж. Через сутки уже нет никакой возможности удержаться. Опять звонит по прямому проводу: «Сутки выстоял, слово свое Москве сдержал. Больше не могу. Рвется немец к Москве. Жду обещанной подмоги». Отвечает Москва: «Первым делом спасибо вам, что слово держите. А теперь доложите, сколько вам танков надо, чтобы на этом участке немцев сдержать?» Тот прикинул: «Да штук пятьдесят минимум, никак не меньше»! Москва говорит: «Минуточку, сейчас мы тут свое расписание поглядим». Посмотрели там у себя и отвечают: «Берите на ваш участок двадцать штук и больше не просите». Получил этот генерал двадцать танков, поднатужился, отстоял с ними шоссе. А еще через день его к проводу сама Москва вызывает: «Товарищ генерал, а сколько вам танков требуется, чтобы как следует на вашем направлении по немцу ударить?» Подумал тот генерал, хотел попросить полсотни, да вспомнил вчерашний разговор, говорит: «Да тут не меньше танков сорока нужно». А Москва ему: «Это не размах, товарищ генерал: сорок танков для удара — это пустяк. Даем вам двести танков, а завтра получите еще триста. Берите. Теперь время!» Ну, и ударили наши! Вот немец от Москвы и покатился. Теперь погонят его…

— Кто же это все так разузнал? — сомневаются в углу. — Откуда это известно? Разговор-то никто тот не слыхал!

— Да спроси бойцов, — обижается рассказчик. — Бойцы знают. Народу все известно.

А в углу всё спрашивают, уже безнадежно и привычно:

— «Марс»… Я — «Земля»… Отвечайте, «Марс»…

Прикорнул возле меня усталый, укутанный в чью-то стеганку, вздрагивающий во сне Игорек. Далеко где-то погромыхивают орудия. И вдруг кричит радист в углу: