Анатолий Алексин - Вторая очень страшная история

Я полагал, что она была плодородной и урожайной только в прошлые века, но оказалось, что осталась точно такой же.

Кто же еще может быть заподозрен в убийстве? Глеб недавно хотел уничтожить Нинель, но не пристукнуть, а в переносном смысле. Я устранил его преступление… и наказание, которое мне повелела устранить Наташа. Ну а сама она… Конечно, от любви к ней можно было бы скончаться! Но такое убийство Уголовным кодексом не предусмотрено, Одним словом, убийц среди нас вроде бы не было, А обвинение в убийстве было… «Неужели с нами поступят, как поступали в годы репрессий?» — подумал я. В те годы ни за что ни про что погибли почти все наши родственники по папиной и по маминой линии.

Когда вдали показалась дача, мы, будто сговорившись, все побежали. Во-первых, потому, что детективная история не может обойтись без беготни и погони, а во-вторых, потому, что нас обуревало мрачное любопытство: в каком несовершенном убийстве нас обвинят?

Один за другим мы, говоря уголовным языком, проникли , отворив калитку, на дачный участок, который Святослав Николаевич, ушедший на заслуженный, но не вечный покой, считал мемориальным, а может, историческим: там Глебом Бородаевым-старшим была сочинена повесть «Тайна старой дачи». Вновь я подметил, что дача-то была новой… Но «Тайна новой дачи» для детективной повести, повторюсь, не подходит. Глеб Бородаев-старший назвал повесть именно так, как положено называть детективные произведения.

За нашими спинами кто-то зловеще и, мне показалось, нарочно хлопнул калиткой… Я обернулся — и увидел трех человек. Это были люди лет двадцати шести или, в крайнем случае, двадцати семи. На головах у них, будто форменные, сидели кепки с еле заметными козырьками. Одеты они были в куртки, тоже очень похожие, с устрашающе поднятыми воротниками.

— Представители правоохранительных органов, — пояснил тот, который, по всему видно, был главным.

Его голос я тотчас узнал: это он звонил в школу по телефону. Прокурорским жестом «главный» указал на столь памятную нам дверь, обитую ржавым железом, ведущую в подвал и прочно запертую на засов. «Главный» прокурорским голосом произнес:

— Еще два дня назад он, говорят, кричал, звал на помощь. А теперь замолк. Значит, все…

— Несчастный! — сердобольно отозвался Покойник. — Там, в подземелье, одним скелетом теперь будет больше.

— Мы, — продолжал «главный», — пытались найти место преступления еще вчера сами… до вашего приезда. Хотели к нему подготовиться! К нам поступил сигнал об убийстве и о виновниках. Сказали: «Ищите на «старой даче»…» И повесили трубку. Да, назвали «старую дачу», которая всем вам, — тут он по-следовательски ухмыльнулся, — прекрасно знакома. Именно здесь, по нашим предположениям, вы злодейски расправились… Но она не такая уж старая! Это и сбило следствие с толку.

«Он не читал, что ли, повесть нашего знатного земляка Гл. Бородаева-старшего?» — про себя удивился я.

— Тем более, — продолжал «главный», — и номер дачи, заметьте, сорван. Да его нам и не сообщили… Следствие решило вызвать вас, то есть подозреваемых, и тайно следовать за вами от самой станции Антимоновка. Вот мы и здесь… Стало известно также, что жертва находится в подземелье… Что вы, получается, фактически уморили голодом человека.

— Говоря словами из романа «Евгений Онегин», «какое низкое коварство»! — ужаснулся Покойник. Он тоже, выходит, обращался иногда к классическим образцам.

Номер, и правда, был оторван от забора, который в детективе хотелось бы назвать покосившимся, но все планки которого, к сожалению, стояли словно солдаты в строю. Острая детективная наблюдательность помогла мне заметить это, когда мы еще не открыли калитку.

— Сорвали, — вторично констатировал «главный». — Сорвали, чтобы запутать, затянуть следствие…

— «Какое низкое коварство!» — повторил Покойник, беспокоясь, видно, что первый раз его не расслышали.

Тут, не вынимая рук из карманов, будто каждый держал там палец на курке пистолета, задвигались и заговорили двое в таких же кепках и куртках, что и «главный». Теперь он назвал их «сотрудниками Антимоновской прокуратуры». При слове «сотрудники» автоматически возникает мысль о карательных органах.

— Мы, если бы сами услышали, помогли б человеку… Мы бы его выручили, вызволили, вытащили, вытянули оттуда… — затянули они спевшимся правоохранительным дуэтом.

— Это было бы человечно! — поддакнул Покойник.

Однако по их грубым, каким-то неотесанным голосам не похоже было, что они привыкли выручать, вызволять, вытаскивать и вытягивать. Угробить они, мне показалось, могли бы.