Валерий Медведев - Олимпийские тигры

Гена спрятал открытку за пазуху, бумажку со стола сбросил с балкона и принялся рассматривать цветок. На длинном стебле несколько нежных сиреневых колокольчиков. В цветке должен был таиться какой-то намек, и к тому же такой цветок Гена где-то уже видел, только не мог припомнить, где именно. Мама еще была дома, и Гена осторожно прошел в комнату и так же осторожно воткнул цветок в букет, который мама вчера купила после работы. Он постоял какое-то время тихо, потом сказал:

— Очень хороший букет…

— Ты заметил? — удивилась мама. — Ты что-то раньше не замечал!

Она вошла из кухни и встала рядом — любоваться.

— Прелесть! — сказала мама, вздохнув. — Ничто так не согревает сердце, как цветы.

— А это что такое? — Гена показал на цветок, который сам только что воткнул.

— Ах, — сказала мама, — его вчера не было!

— Расцвел за ночь… — сказал он. — А ты не скажешь, как он называется?

— Наперстянка.

И Гена вспомнил — он видел этот цветок в книжке о Циолковском. Наперстянка — это ее любил Циолковский! Он так и сказал маме:

— Это любимый цветок Циолковского!

— Ну что ты! — сказала мама. — Я никогда не видела у него наперстянку!

— Мама имела в виду своего зубного врача, тоже Циолковского.

— Да нет же! Это я говорю про того, который ракеты изобрел!

— А-а-а… — протянула мама, погладила цветок легким движением и снова ушла на кухню.

«Живая ракета Земля — Воздух!» — вспомнил Гена одну из строчек, написанных в прошлое утро на балконной двери. Он окончательно-запутался и в очень смущенном состоянии отправился к Антону Филимонову, прихватив с собой открытку.

Антон ел свою любимую манную кашу и читал книжку. Бабушка, напевая, что-то шила и смотрела заодно утреннюю передачу по телевизору.

— Привет! — сказал Гена и протянул Антону открытку.

Антон посмотрел на нее, как на пустое место, и спросил:

— Ты что, коллекционированием занялся?

— Хорошенькое дело! — воскликнул Гена. — Тут что-то непонятное творится, а ты… Я, знаешь, говорить тебе не хотел… знаешь, как-то так было… но мне недавно какой-то дурак всю балконную дверь исписал разными восклицательными предложениями, а сегодня вот это подсунули…

Антон положил ложку каши в рот, прожевал, отодвинул книжку в сторону и сказал:

— Слава пришла… Со всеми знаменитостями так поступают… разные почитатели… То-то я тебя не узнаю… какой-то ты не такой стал.

— Какой — не такой? — ошарашенно спросил Гена.

— Ну, не такой… стал о себе много думать…

Это когда я о себе стал думать?

А что, нет, что ли? Вот спортплощадку не хочешь расширять. — Антон все это говорил вперемежку с кашей, какими-то чужими словами и с чужим выражением лица. — Как будто другие не люди…

— Да я же вообще! — крикнул Гена. — Вообще! Я же просто так! Я думал… Да я хоть сейчас… Честное слово!

— Тише, — сказала бабушка из комнаты. — Тут такая песня, а вы кричите…

— Я не буду кричать, — сказал Гена. — Я вообще уйду!

И он на самом деле ушел. Он ушел, очень этому удивляясь, — ему казалось, что сейчас это был не он и Антон тоже был не Антон. И вообще все происходило как во сне. «Это что же? — с ужасом подумал Гена. — Это со всеми, что ли, так?» Или он на самом деле не заметил, как стал совсем не такой? Ведь все вон с каким уважением к нему относятся, а он… а он только и знает, что торчит на стадионе. Нет, сказал себе Гена, с этим надо кончать. Надо быть достойным надежд и доверия. Он. сегодня же пойдет к Наде и скажет, что на спортплощадке он готов стать главной рабочей силой.

Надя сидела на диване и очень придирчиво рассматривала все платья, которые Лена доставала из шкафа. Она доставала, прикладывала их к себе, но Надя каждый раз говорила:

— Нет!

Одно было слишком легкомысленным, другое делало ее совсем девчонкой, чуть ли не первоклашкой, в третьем можно было ходить только зимой, у четвертого был дикий цвет… Лена достала последнее, с золотисто-красной вышивкой.

— Ты понимаешь, важно, чтоб у Гуся не получилось каких-либо сравнений! Вот он сравнит тебя, например, с воробьем, раз ты в том, сером в крапинку — и считай, что ничего не вышло! Он тебя просмеет, и только!

— А при чем тут Гусь? — удивилась Лена. — Я же не из-за Гуся…

— Ты-то не из-за Гуся, но Гусь из-за тебя… Если ты ему тоже Не понравишься, так он тебе и пойдет доминошников уговаривать.

— А ты сама с Гусем разговаривай!

— Как же, послушается он меня! — Надя вдруг впилась глазами в платье, на которое Лена почему-то не обратила внимания. — Вот всех побеждающее платье! И молчи! И не возражай!