Виктор Сидоров: Рассказы

И вот, когда уже совсем потерял надежду на то, что выберусь из беды, я увидел вдалеке, на взгорье, нашу деревню.

Радость охватила меня. Я рванулся вперед и — зашатался. Меня кто-то сильно ударил по голове. Черные и красные круги поплыли перед глазами, и я упал…

За окном шумел ветер. Было видно, как он свирепо налетал на чахленький куст сирени и крепко трепал его. Кажется, собиралась гроза: небо было какое-то сизое, и по нему плыли черные рваные тучи.

Вот уже с минуту я лежу с открытыми глазами и не могу вспомнить, что же со мной случилось: почему я в постели, почему у меня разламывается голова и так сильно болит тело?

У стола, подперев ладонью щеку, сидит моя тетя Агаша. Она часто вздыхает и, нет-нет, да смахнет с глаз редкие крупные слезы.

«Что же это она плачет? — думаю я. — Неужели из-за меня? Ну конечно! Ведь кто-то сильно ударил меня по голове…»

Я силюсь вспомнить, что было со мной дальше, и не могу.

Скрипнула дверь. Кто-то тихо подошел к тете Агаше и тоже сел. Я узнал нашу соседку, крикливую бабку Дудариху.

— Ну что, не полегчало? — шепотом спросила она и кивнула в мою сторону.

Тетя Агаша вздохнула, покачала головой.

— Беда, — вздохнула и Дудариха. — Что докторша-то сказала?

— Говорит — солнечный удар… От жары. Ходили в степь искать озеро какое-то… — Тетя Агаша всхлипнула и провела пальцем по глазам.

— А кто еще-то ходил? — испуганно спросила Дудариха. — Нашего Ванюшки тоже, почитай, с утра дома нет.

— Со Степушкой Куликовым ходили. Он-то, сердечный, и принес на себе Петю… Сам — клоп, от горшка два вершка… Еле отходили. Тоже лежит теперь дома.

— Смотри-ка! — ахнула Дудариха. — Не бросил дружка…

Словно огнем обдали меня эти слова. Я закрыл глаза.

Я лежал, думал, а перед глазами стояло Степкино лицо, его белобрысая, пегая голова.

«Степка, а ты бы пошел на смерть?» — вспоминаю свой вопрос.

Степка не ответил. Он не ответил, но теперь я знал Степку лучше, чем себя…

1961 г.

У бабки Меланьи был обширный двор с таинственными закоулками. На нем с самого раннего утра и до заката солнца разгуливали куры. Это были простые и добрые куры. Они разгребали навозные кучи, грелись в горячей пыли, лениво перебрасываясь друг с другом незамысловатыми новостями.

Больше всех знала новостей Хохлатка. Она умела забавно рассказывать и тараторила без умолку. Подруги слушали ее всегда с удовольствием.

«Что за умница наша Хохлатка, — думали они. — И откуда она все знает?»

Петух, гордый красавец, проникся к Хохлатке особым расположением и всегда норовил выбрать местечко рядом. Такое соседство было для него очень приятным, не то что, например, подле Рябушки, этой дурнушки и тихони.

Что за курица! Ходит — молчит, греется — молчит. И место себе выбирает где-нибудь в сторонке. Ну кого сможет привлечь такая нелюдимка?

И Петух, найдя лакомый кусочек, никогда не делился им с Рябушкой. Всегда успевали первыми подбежать на его зов другие курицы.

А Хохлатка заважничала. Ходила по двору, поглядывая на всех свысока. Иногда даже постукивала подружек, если они не уступали ей лучшего места на насесте или не освобождали дорогу к кормушке. И куры ничего — терпели.

Однажды ранней весной случилось важное: Хохлатка заквохтала. Подруги заохали: ах какое счастье! Ах какая радость! Что ни говорите, а везет нашей Хохлатке.

— Большому кораблю — большое плаванье, — важно заметила одноглазая Пеструшка.

Петух совсем ошалел от радости и пел даже в неурочное время. Он неотступно ходил за Хохлаткой, ухаживал и заботился, как мог.

Хохлатка гордо принимала знаки внимания и с каждым днем становилась нетерпимей и вспыльчивей. Она ни с кем почти не дружила, никого не подпускала к себе и по каждому пустяку лезла в драку. Но подруги терпеливо сносили ее клевки и всяческие обиды: нельзя волновать Хохлатку!

Все были настолько заняты Хохлаткой, что не заметили, как в одно время с ней заквохтала и Рябушка. Она не лезла никому в глаза, не надоедала своими тревогами, не бросалась в драки, а часами ходила по дворовым закоулкам, раскапывала вкусные вещи и настойчиво звала своих деток. Но их не было. Тогда какая-нибудь озорница, а среди кур были и такие, подбегала и из-под самого носа Рябушки выхватывала находку.

— Что, съела? — злорадствовала одноглазая Пеструшка.

В один прекрасный день бабка Меланья устроила в сарайчике уютное гнездо, положила туда десятка полтора яиц и посадила на них Хохлатку. Хохлатка сначала беспокойно заерзала, потом притихла и умиротворенно прикрыла глаза.