Виктор Сидоров: Рассказы

Милка отдыхала. Мельком глянула на Ваську и отвернулась, будто не заметила его.

«Какие у нее печальные глаза, — подумал Васька. — И как тяжело она вздыхает. Бедняжка! Это, конечно, от одиночества».

И он ласково потерся о Милкин бок. Милка и этого не заметила. Тогда Васька, обежав вокруг, принялся трепать и дергать ее хвост. Милка лежала кроткая и терпеливая.

«Боже мой, — сказал про себя Васька, — до чего ей, однако, грустно». И куснул за сосок.

Милка вздрогнула и неожиданно резво вскочила на ноги, чуть не придавив Ваську. Потом, диковато косясь на него, затрусила через двор.

Васька благородно проводил ее до воротец на выгон и, довольный собой, вернулся, чтобы малость поиграть с курами. Сначала он вместе с ними взялся разрывать у плетня кучу перегноя. Но это занятие показалось слишком неинтересным и скучным. Тогда Васька стал бегать за курами. Они кудахтали по-сумасшедшему, носились по двору, теряя перья, пока не разлетелись, кто куда мог.

Васька вздохнул с сожалением и пошел к своему лучшему другу — Демону. Тот, видимо, уже поджидал его — улыбался, показывая длинные желтые зубы.

Васька, соблюдая собачий этикет, поднял заднюю ножку, чтобы расписаться на поленнице, но с непривычки не устоял и завалился набок. Однако он тут же быстренько поднялся и подошел к Демону обнюхаться.

Демон приглушенно зарычал и коротко гавкнул, наверное сказал «здравствуй».

Васька сделал подобие стойки и тоже хотел гавкнуть, но из его горла вылетело лишь нежное и ласковое хрюканье. Впервые Васька пожалел, что еще не научился лаять по-собачьи. Как это порадовало бы славного, милого Демона!

Похрюкав, Васька дружески рыльцем поддел лохматую башку Демона. А тот вдруг укусил Ваську. Укусил бессовестно больно. Васька завизжал, завертелся волчком. На шум выбежала бабка Меланья, схватила палку и так отделала ею Демона, что он надолго забился в свою конуру. А Ваську бабка Меланья обласкала, почесала брюшко и повела кормить.

Васька, вероятно, был непротивленцем — он совсем не помнил зла. Сытно поев, он как ни в чем не бывало снова отправился к своему другу.

Демон, когда увидел бегущего к нему Ваську, задрожал, словно в сильном ознобе. Сначала он спрятался в сараюшке, но Васька нашел его там. Тогда Демон, как последний трус, кинулся наутек.

Солнце меж тем скатилось за густые ветлы на той стороне реки, и Васька, притомившийся за день, отправился спать в свою клетушку, где уже лежала охапка свежей соломы.

«Ах, как хорошо жить, — сладко зевнул Васька, вспоминая прошедший день. — Скорей бы, скорей завтра!»

Ведь завтра он снова увидит своих друзей и снова будет им полезен…

На другой день он выбежал из клетушки, как и прежде, бодрый, веселый и любвеобильный. Выбежал и огляделся: где же друзья? Где они, такие милые и славные? Кому помочь, кого развлечь?

Но двор был тих и пуст. Овцы дремали почему-то, за оградой, положив головы друг другу на спины. Милка лежала на лугу, обмахиваясь хвостом. Куры бродили по улице. Не было и Демона. Куда исчез — неизвестно.

Васька удивился: «Почему они не заходят во двор? Ведь здесь так уютно и хорошо, так светло и весело. Почему?»

Он беспокойно забегал вдоль плетня. Он призывно хрюкал, нежно повизгивал. Но никто не шевельнулся, никто даже головы не повернул в его сторону.

Вдруг Васька остановился потрясенный: «Что же мне делать теперь?..»

1971 г.

В эту зиму ветер соорудил во дворе высокий и крутой сугроб. К великой радости ребятни, он с каждым бураном поднимался все выше, пока не достиг второго этажа. В любую погоду на горбу этого сугроба маячили фигурки мальчишек и девчонок: кто катался на санках, кто на лыжах, кто просто барахтался в снегу, увязая по самые колени.

Приходил сюда со своими новенькими лыжами и Няма. Почему его прозвали так — не знаю. Был он маленький, худенький, с большими голубыми глазами. Из-под зеленой вязаной шапочки трогательно свисали на виски и лоб неровные белесые косицы. Его чуть вздернутый нос, красный от мороза, еще хранил редкие крупные веснушки.

Няма осторожно забирался на самую верхушку сугроба, становился где-нибудь в сторонке, чтобы никому не мешать, крепко прижимал к боку лыжи и смотрел, как со смехом, криком и визгом скатываются ребята.

— Ну, что стоишь, не дышишь! — кричит ему Федька Ступин, взбираясь по склону на обшарпанных добела лыжах. — Может, ты сторожем устроился, а? Охранять трамплин, а! Давай-давай, Няма, старайся. Потом зарплату получишь — пару горячих по уху. Сам отвешу.