Валерий Приемыхов: Двое с лицами малолетних преступников

А мой-то умный человек, почти директор библиотеки…

— Понимаете, отцы, — говорит, — название ничего… веселое. Только ведь оно ничего не дает… А если наладят горячую и холодную воду, канализацию…

Они помешались на своей канализации! Ничего их так в будущей жизни не привлекает, как эта канализация. За канализацию они готовы жизнь отдать. Если б в наш город прибыли шпионы, точно знаю: никого у нас на доллары не купить, люди непродажные. Но если эти шпионы дотумкают и начнут их канализацией соблазнять — не знаю. Даже страшно становится за хорошее будущее, про которое Лина Романовна рассказывает.

Получается, одни мы — вояки за Кукуевку, а ведь на ней сотни человек живут. Я сказал «мы» по привычке. Винт тоже все время в лес глядит.

— Говорил тебе, — тащит Винт, — лучше с учителями не связываться… Придумай ты ей название, ну ее к шутам.

— Улица Радости, — сказал я. У меня от этого грандиозного названия рот ведет, как если б я незрелой брусники наелся. — Не все такие продажные, как ты, Винт. Есть еще у нас порядочные люди…

— Покажи, — говорит Винт, — что-то мне они не попадаются…

Расшибусь, думаю, а найду таких людей. И не только из-за принципа — страшно одному против всех идти. В компании всегда полегче.

Сели мы с Винтом на велосипеды и подались за город, в деревню. Может, до них слухи о предстоящей канализации не дошли?..

Осень сегодня выдалась сухая, чистая. Тихо было за городом, каркали только вороны на столбах, шуршали шины, поскрипывала педаль на велосипеде Винта, а то вдруг налетал ветер, и крепкие еще листья ударялись о стволы и ветки.

Приехать в деревню Кресты мы опоздали. Еще издали услышали стук молотка, а потом за поворотом увидели человека. Он прибивал новую табличку к столбу, который обычно стоит перед каждым жилым местом. На дощечке строгими буквами было написано: «Дер. Демократия». Дяденька кончил свою работу, сунул молоток в карман и отступил, смотрел на чистую табличку и на то, как ловко он ее приколотил.

— До Крестов далеко? — спрашиваем.

— Хана Крестам, кончились.

— Мы про деревню, не про религию.

— И я про то же. Вон что от Крестов осталось.

От них действительно мало осталось — старая, темная табличка «Дер. Кресты». Она валялась в кювете, никому не нужная.

— Кресты — это означает перепутье, росстани. При чем здесь Демократия?

— Демократией быть лучше, чем перепутьем. А если кому нравится, пусть живет в Перепутье. Вон забирайте таблицу и повесьте у себя в поселке. Ляпнул кто-то сдуру «Кресты», а мы мучайся. Вон там село — Китайка называется, — и ни одного китайца сроду не было.

— Так просто не бывает. Значит, была какая-то история.

— Кому она нужна, эта история! — Дядька уже из себя выходит. — Без нее забот полон рот. Картошку убирать не успеваем. А они тут — перепутье. Надо такое выдумать…

Человек сердился, наверно, он сам придумал новое название, и ему нравилось.

Поехали мы в село Китайка. Так, для интереса, если уж в Кресты опоздали.

Село Китайка было в стороне от асфальта, километров шесть. Уже на подъезде встретили мы пацанят деревенских и спросили:

— У вас китайцы не живут?

Можете себе представить — живут! Мы думали, ребятишки над нами смеются, — ничего такого, запросто:

— Они вон в том доме живут, с зеленой крышей.

Подъехали мы к дому с зеленой крышей. Чудеса, да и только! У калитки играют в песке два симпатичных китайчонка.

— Здорово, китайцы! — говорит Винт.

Они маленькие, не понимают, друг за дружку прячутся.

— Даже не верится, — говорит Винт, — они, наверно, еще с татаро-монголами пришли и остались.

Мы во двор. Там девушка — тоже китаянка — мыла крыльцо. Разогнулась, глянули на нас с красивого лица черные длинные глаза.

— Здравствуйте, — произносит она по-русски лучше, чем мы, — вам кого?

Мы растерялись и не знали, с чего начать. Винт вдруг разошелся:

— Вы китайский уж, наверно, и не помните?

Девушка захохотала. Зубы у нее были блестящие и белые, даже не верилось, что такой белый цвет бывает. Она прикрыла тонкой ладошкой рот и сказала приятно по-китайски: проходите, мол, дорогие гости, показала рукой на дверь и поклонилась по ихнему обычаю. Вежливый народ китайцы.

Ладно, входим в дом. Все как и у всех — мебель, телевизор, видик. Сидит за столом взрослый человек китайского вида, только не очень приветливый. Мы поклонились ему, как девушка нам, то есть прижали правую руку к сердцу. Мужчина, видать, ничего не понимает, а девушка кланяется нам в ответ, показывает на диван садиться. Сели. Девушка сказала мужчине по-своему.