Валерий Приемыхов: Двое с лицами малолетних преступников

Пришла сотрудница. Была надежда — она заберет папу работать. Но они поговорили, и женщина ушла. Люди за окном ходили на свободе, смеялись, разговаривали. Здесь, в мышеловке для читателей, гудел Винт, скрипел под отцом стул. На все это глядели писатели. По разному. Пушкин, в общем, не обращал внимания, Толстой смотрел поверх головы, а вот уж Некрасов никуда не отвлекался, впился в меня глазами. Я думал, привиделось, отклонился вправо, влево, сел пониже, привстал. Никак было не уйти от его сердитых глаз. Это мне не показалось. Попробуйте сделать опыт. Поставьте портрет Некрасова в угол и старайтесь, чтоб он вас не видел. Не получится.

Я взял да и закрыл глаза. Некрасов отстал, но в темноте стало казаться — моя голова растет вширь. Только казалось, я потрогал ее руками — нормальная моя голова. Я опять закрыл глаза. Винт читал, читал, потом вдруг начал орать. Никогда не думал, что у него такой противный голос.

Заговорил отец. Я проснулся. Оказывается, я уснул, а Винт громким голосом хотел меня разбудить.

— Спишь, что ли? — спросил меня отец.

Я даже говорить разучился, помотал головой, и все.

— А ты что кричишь?

— Да вот, — говорит Винт обычным голосом, — уж больно книга… это… забирает…

— Русский язык, как ты хотел?

Вышли мы из библиотеки, нас шатает. Ходят люди, объясняются кое-как, и никто их не ругает за просторечие.

— Знаешь, Кухня, — говорит Винт, — мне сейчас английский какой-нибудь — тьфу! Не зря говорят за границей, что наш язык самый трудный…

— Давай помолчим, — говорю, — а то из меня весь воздух вышел, честное слово…

Не дали нам помолчать. Привязался какой-то приезжий.

— Эй, пацанва, — кричит, — где тут у вас базар?..

Молчим.

— Вы что, по-русски не понимаете? — говорит дядька, — Я кого спрашиваю?

— Наша русски плохо. Ноу! — говорит Винт с английским акцентом.

Дяденька попался сердитый, хвать Винта за ухо.

— Школьник?! — кричит.

— Школьник, — затрепыхался Винт. — Школьники мы!

— Так что же ты свой родной язык коверкаешь?! Ты кому подражаешь, а?! Вот я сейчас милиционера позову, чтоб он тебя русскому обучил. Сопляк!

Куда податься бедному крестьянину, как говорится. Лучше б мы десять контрольных написали, лучше б сбежали на неделю с уроков, дневник потеряли, лучше б в класс живую лягушку притащили или дохлую мышь, подрались, выбили окно в школе. Только бы не русский! Ведь он на каждом шагу тебя преследует: в школе, дома, на улице — везде.

Вот, пожалуйста, прихожу домой. Бабушка с порога:

— Малый заявился! Где ж ты шастаешь, горе луковое? Живот, поди, к спине прилип.

Из комнаты выскочил отец, закричал:

— Мама, я же предупреждал! Это твое влияние. Из-за тебя он малограмотный!

— Чего ж я сказала?

— Нельзя говорить «малый», «шастаешь», «живот к спине»!

— А как?

— «Дорогой внук, ты уже пришел? Тебе время поесть».

— Ой, держите меня четверо! — сказала бабушка.

Отец хотел запретить «ой, держите»… Вместо этого грохнул дверью, зазвенела посуда в шкафу.

— Пора, знать, домой налаживаться, — всхлипнула бабушка, — И лают, и бьют, и плакать не дают…

— Не вздумай. Это не из-за тебя, из-за русского языка.

— Какой-нибудь указ вышел? — спросила бабушка.

— Может, и выйдет, — говорю я, — а то просторечие…

— Господи! — Бабушка испуганно посмотрела на дверь. Потом прошептала: — Не бойся креста, бойся перста.

— Как это понять? — спрашиваю. — «Не бойся креста»…

— Тихо, тихо! — Бабушка посмотрела на дверь. — Иди руки мой, чучело!

— Ну скажи, бабушка.

— Старинное это, некультурное…

— Ну?

— Гну! Значит, не бойся перекрестка, бойся колотушки. Крест — это перекресток.

— Точно говоришь?

— Да уж куда точнее, — пробормотала бабушка. — Перепутье и есть…

Я перед сном лежал и улыбался из-за «крестов». Лина Романовна хотела религиозную деревню Кресты переделать во что-нибудь более подходящее к сегодняшнему дню, а «кресты» — всего-навсего перекресток. Значит, та деревня называется просто Перекресток, а еще красивее — Перепутье. Мне представлялись хитрые граждане, придумавшие название для деревни Кресты. Вроде они нам тайный знак оттуда, из своего времени, передают, только запрятанный, чтоб мы догадались. Точно! Пусть, мол, эти, то есть мы, попробуют угадать, почему такое некультурное название. Нет, они не дураки были — те мужики, хоть и говорили на просторечии.